Кроме того, нельзя забывать, что два раза они сделали это без предохранения. Эвелин уверяла, что опасность абсолютно исключена, но ведь календарь не дает стопроцентной гарантии.
Черт возьми, ну и дела… А если она и вправду беременна? Если она уже носит под сердцем его ребенка? Ведь он все равно не сможет спасти ее от тюрьмы!
Эвелин вела себя с ним, как с чужим. Едва переступив порог его кабинета, она отказывалась даже смотреть на него. Он разглядывал ее, пытаясь прочесть ее реакцию. Внезапно она как-то потухла… Это произошло прямо у него на глазах. Как будто погас источник ее внутреннего света, и сразу куда-то исчезла вся ее жизнерадостность и брызжущая через край энергия… Перед Томом сидела механическая кукла, монотонно отвечающая на вопросы. И глаза ее были пусты.
Это было ужасно. Ему хотелось сорвать ее со стула и хорошенько встряхнуть, заставить ее взорваться, выплеснуть наружу свою ярость… Но он не сделал ничего подобного, иначе он раз и навсегда потерял бы контроль над собой, а этого он ни за что не мог себе позволить. Больше всего на свете он хотел сейчас одного: ворваться в комнату к Эвелин, повалить ее на пол и взять грубо, так, чтобы она наконец поняла, что отныне принадлежит только ему. Возможно, это не решит ровным счетом ничего, но он почувствовал бы себя лучше. Но и это невозможно! Одного взгляда на Эвелин будет достаточно, чтобы рухнул последний бастион, за которыми Том запер свою душу, — и тогда неуправляемый поток чувств захлестнет и поглотит его.
Эвелин лежала поверх покрывала на своей узкой кровати, не в силах заставить себя расстелить постель и лечь под одеяло. Это было выше ее сил. Она уже приняла душ и даже переоделась для сна, но почему-то не могла сделать больше ни одного движения.
Единственное, на что она была способна — это молча лежать в ночной тиши и смотреть в потолок. Эвелин слышала стук своего сердца, чувствовала, как вздымается и опускается ее грудь. Это говорило о том, что она все еще жива. Но ведь она умерла. Или нет?.. Она чувствовала себя оцепеневшей, мертвой.
Вот сейчас они, наверное, уже поговорили с Филом, который подтвердил правоту ее слов. Том поймет, как ошибался… Но почему мысль об этом не приносит ей никакого утешения? И все же она ждала телефонного звонка от него или от капитана Стоуна, ждала, что в трубке раздастся:
— Извините, мы ошиблись.
Хотя они даже и не подумают о том, что она ждет звонка, наверное, сообщат ей обо всем только завтра утром…
Если, конечно, Фил не солгал им.
Эвелин не исключала и такой возможности. Эта мысль впервые пришла ей в голову уже после того, как она легла. Если бы она не была такой дурой, то давно бы подумала об этом. Ведь это всего лишь логическое продолжение мысли, которая пришла ей в голову еще вечером, в ангаре.
Фил был программистом от бога. Ведь именно он нашел ту крошечную неисправность в пятницу. Нашел, кстати, только тогда, когда Эвелин встала рядом с его пультом. В тот момент она ни о чем таком не подумала, а он прекрасно знал о ее втором образовании, она неоднократно заявляла об этом.
А еще… оба раза — и в пятницу, и сегодня, то есть уже вчера, ведь сейчас уже далеко за полночь, — Фил выглядел очень усталым и озабоченным. Отчего? Уж не от ночной ли работы? Ведь обычно Фила просто распирало от избытка энергии, он прыгал, как резиновый мячик…
Фил Роджерс — единственный, кто касался ее личной карточки. Может быть, он подобрал ее в четверг, когда карточка упала, а потом они вышли вместе со всеми — и датчики показали, что количество карточек соответствует количеству выходящих. Эвелин до сегодняшнего дня не подозревала, что приборы отмечают как входящих, так и выходящих, но Фил-то это знает, ведь он работает здесь с самого начала и вполне мог поинтересоваться такими деталями.
Да, но даже если он воспользовался ее карточкой в четверг вечером, то уж в воскресенье-то он никак не мог этого сделать!
Ну а если он изготовил дубликат? Для этого, правда, нужно покинуть базу, но это вполне реально. Датчики зафиксировали, что она, Эвелин, снова вошла в лабораторию в полночь, значит, у Фила были в распоряжении несколько часов для того, чтобы скопировать карточку.
А в пятницу утром она сама позвонила ему и попросила о помощи. Тем самым дала прекрасную возможность вернуть ей пропуск и избежать заявления в службу безопасности, ведь в этом случае Фил уже не смог бы вторично воспользоваться ее удостоверением — старый код был бы навсегда стерт из памяти вычислительной машины.