– Есть много на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Всё Василий Васильевич, вы отдыхайте, а я пойду, повоюю чуток. Запомнят наши восточные братья, что стрелять по начальнику штабу ОКДВА очень опасное, да даже, смертельное занятие.
Светлов сидел в окопе, да весь взвод диверсантов был на месте. Три пулемёта прикрывали фланги, зенитчики расположились на сухой прошлогодней травке, что целую кучу наносили и небо разглядывали. Прояснялось, значит, японские соколы и, правда, прилетят.
– Встретим? – поприветствовал Якимушкина Брехт.
– Пусть только сунутся. Пошлём им привет от товарища Браунинга. Сто лет ему прожить.
– Нда, не хочу тебя расстраивать, Александр, но Джон Мозес Браунинг умер лет десять назад.
– Иди ты… Простите, товарищ комбат. Жалко мужика. Пулемёт замечательный Просто песня.
– Бог простит.
– Бога нет! – посуровел главный зенитчик.
– Ну, ладно, я прощу. Наблюдайте.
– Фёдор, а у тебя как? – дошёл до артиллеристов.
– Все нормально, товарищ командир батальона. Готовы вступить в артиллерийскую дуэль.
– Дуэль?
– Так точно, взгляните, они на берег батарею из четырёх таких же пушек выкатывают.
Брехт направил на берег бинокль. Ну, молодцы самураи. На берегу и, действительно, зелёными точками копошилось полно японцев. Выкатывали орудия. А чуть позади метрах в ста стояли, прикрывали младших братьев два танка. Эти были другие, не недомерки с пулемётом. Скорее всего «89-тип средний танк», ещё его «Оцу» называют. Вооружён даже лучше наших Т-26. У него пушка 57-мм Тип 90.
– Первыми огонь не открывать. Потом до полного уничтожения.
Брехт бросился к Светлову.
– Иван Ефимович, танки ведь выбить надо!
– И вам здравствовать, товарищ командир. Я пятерых послал с ружьями. Вон, видите, пробираются опять на сопку «Орёл». Сейчас начнут уже. Не боитесь, Иван Яковлевич, вон какие силы собираются? – прищурился хорунжий.
– Порвём, как Полкан резиновую Зину. А нет. Как Тузик.
– Резиновую Зину! – показал белые зубы бывший белогвардеец.
Событие тридцать восьмое
У генерала спрашивают:
– Какой ваш любимый вид спорта?
– Футбол!
– А какая команда вам больше всего нравится?
– Рота подъём!!!
– Иван Ефимович, мысля мне тут пришла. Выдели мне парочку лучших ворошиловских стрелков. Мстю пойдём делать, – Брехт оглядел красноармейцев.
– Лапенков и Тёточкин. Следуете за командиром.
Брехт оставил ненужный Томпсон, прихватил с собой снайперский карабин и повёл бойцов на ту же сопку Орёл, к которой сейчас двигалась пятёрка с симоновскими противотанковыми ружьями.
Те стрелять начали раньше, чем подошли снайпера. А вот дела у них не шли. Нет ещё пуль с керамическим вольфрамовым сердечником. Пока простые, со стальным сердечником, а танк Тип 89 имеет броню уже 17 миллиметров. Сейчас один уже горел.
– Как, ребята? – плюхнулся рядом.
– Не важно, товарищ командир, расстояние больше пятисот метров и броня толстая, сплошные рикошеты. Вот один подожгли. Так с двадцати патронов. Сейчас пробуем второй, только результат не лучше, – И только он это сказал, как обгадившийся в танке, не иначе, командир дал команду механику водителю драпать. У того желудок и нервы не крепче, он не пятиться начал, а рванул вперёд и стал разворачиваться. Бабах. Ох, громко-то как, и башня летит в воздух. Подставили слабозащищённый и менее покатый борт, и зажигательная пуля от ПТРС пробила его и попала в боекомплект.
– Ура! – все вместе обниматься полезли.
Брехт со всеми пообнимался, а потом остановил красноармейцев.
– Так, орлы, закончили плясать. Там выкатили четыре пушки, огонь переносим на них. А вы, – повернулся к снайперам, как только прислуга побежит, огонь на поражение.
– Есть! – вот дай людям пострелять! Ничего другого и не надо. За уши не оттащишь.
Бах. Бах. Заработали звонко противотанковые ружья, а следом и Арисаки защёлкали.
Брехт приник к оптическому прицелу. До пушек было чуть более пятисот метров. Сразу попадать начали, здесь брони и нет ни какой. Потому, несколько пуль и орудие валится на землю, японцы порскнули, как тараканы и стали падать. Жаль мало снайперов взял. Сам прицелился и попал, кажется, в офицера, по крайней мере, он катаной размахивал. И тут карабин качнулся, и Брехт краем глаза зацепил что-то на сопке, что была главной на том берегу. Названия у неё либо нет, либо наши картографы не знали. Просто отмечено «высота 242».