Эврика! Есть же умные люди. Всё легко и просто. Нужно обстрелять вторую партию десанта на кораблях из зенитных крупнокалиберных пулемётов. Потопить кораблики они не потопят, а вот десант просто сметут с палубы. Сто процентов, что после такой встречи дорогие японские гости развернутся. Некого станет высаживать.
Стоп. Стоять, бояться. Опять чуть недодумал. Наблюдатель пулемёт засечёт. Его нужно поставить в другое место. Куда? Брехт представил карту острова. На сопку «Заозёрная»? Там будут пограничники. Нет, не вариант. Японская артиллерия погранцов с землёй перемешает, там и окопов толком нет. Так, натаскали погранцы камней, и верхний слой почвы сняли, где она есть. Брустверы небольшие получились, для стрельбы лёжа. Лодыри.
Остаётся только высота «Орёл». Нужно выждать пока первая волна десанта пройдёт мимо. Дождаться второй. И причесать кораблики. Там близко совсем получится, для Браунингов эти четыреста метров не расстояние. Причесать и отступать сразу к озеру, через заросли молодых дубков. Таскать эту спарку – то ещё удовольствие. Нужно четверых железнодорожников Якимушкину добавить. Будет настоящая засада. Стратег вы, Иван Яковлевич. Ну, вот как нашлось решение и глаза стали слипаться.
– Иван Яковлевич, вы просили разбудить, как светать начнёт, – тряс его за плечо Андрейка.
– Спасибо. Что готов заснять эпическую сцену? Только береги себя, зря не высовывайся из-за лафета.
Событие сорок третье
Учительница русского языка проверяла сочинение и увидела ошибку в словосочетании:
«Опыт в жизни приходит с гадами», но потом подумала и решила не исправлять.
Учительница – Вовочке:
– Вовочка, почему у тебя в диктанте такие же ошибки, как у твоей соседки по парте Сидоровой?
– Так у нас ведь одна учительница, Марья Ивановна!
Опять ошибся. Ещё одно умствование не подтвердилось. Хорошо хоть процессом не сам рулил. Светлов своих диверсантов увёл ещё в утренних сумерках на сопку.
– Тревога! – прибежал один из них в лагерь, – Японцы переправляются! – А ведь Брехт думал, что они сначала кофею попьют, на дело рук, то есть, пушек своих полюбуются. Нет. Ломанулись ни свет ни заря.
Брехт вспомнил ночные размышления о тактике и стратегии и, прихватив с собой четверых железнодорожников и обоих зенитчиков, порысил на сопку, нужно спустить оттуда спарку зенитную. Потом вспомнил кота Матроскина и, проговорив: «Поздравляю, Шарик, ты – балбес!» – бросился назад.
– Василий Васильевич, – остановил суетящегося комиссара. – Соберите всех людей, ну, красноармейцев, кроме поваров, вооружите, возьмите побольше патронов и к «Верблюжьему горбу» приведите. Там стойте. Вы резерв. На сопку ни ногой! – строго глянул и опять побежал на сопку «Пулемётная горка» за зенитчиками. По дороге ругал, себя, что как всегда недооценил соперника. Лупили, видимо, мало в детстве. Вот ничего толкового из тебя, Иван Яковлевич, и не вышло. Хотя, нет, как раз «толк» из тебя вышел. Бестолочь осталась.
Успели все. Зря адреналином надпочечники стреляли. Диверсанты уже сидели в окопах и рассматривали противника в оптические прицелы. Пулемётчики бдели на флангах, артиллеристы стояли у орудия и тоже в бинокль за катерами, только до середины реки добравшимися, наблюдали. А зенитчики с железнодорожниками уже тащили спарку Браунингов на юго-восток. Все при делах. Брехт подошёл к, стоящему на правом фланге окопа хорунжему бывшему, и прошептал, будто боялся, что японцы за пятьсот метров услышат:
– Иван Ефимович. Мы с зенитчиками попытаемся второй рейс этого десанта назад развернуть. Обстреляем катера. Не сами, по палубе пройдёмся. Смотрите, чтобы побежавшие с сопки японцы до нас не добрались. У нас только пистолеты.
– С богом.
Ну, с богом, так с богом. Чуть лучше с оружием на самом деле. Есть у него Томпсон. Для ближнего боя, как обнаружилось, совсем и не плохой девайс. Установили зенитку под ту же самую сосёнку, из-под которой зацепили последний истребитель. Надеялся, что не пристреляли ещё японские артиллеристы это место.
Истребитель! А своему даже и команды никакой не отдал. Ничего, война ещё не закончилась. Повоюет.
Бронекатера японцев ткнулись в берег, и с криками «Банзай» солдатики начали спрыгивать в воду. Крики слышны не были, так общий гул, всё же метров триста до ребят, но не «Аллаху Акбар!» самураи же кричат. «Банзай», кстати ни как не переводится, типа нашего «Ура». Хотя, согласно словарю Брокгауза и Ефрона, слово было заимствовано славянами во времена монголо-татарского ига и произошло от тюркского ur – «бей!». Может и «Банзай» – тоже бей?