Тада-дах. Ух, зверюга. Тада-дах. Тах. Всё, кончилась пластина. Лезть за следующей некогда, да и не знает Брехт, как её вставлять. Сделали подарок пулемётчики, мозгами напоследок пораскинувшие, и спасибо им пролетарское. Прижал к плечу приклад винтовки.
Бах. Вскочивший офицер, судя по контрпогону, завалился. К нему бросился маленький японец. Бах. Минус два. И тут японцы все подорвались и ломанулись на Брехта. Твою же! Как там по-немецки? Бах. Один. Бах. Всё, последний. Больше не бахалось. Комбат схватил положенный на камень под руку М1911.
Бабах. Громко. Бабах. Японцы развернулись и побежали влево. Идиоты, там же обрывчик. Пусть и метр всего. Бабах в спину, и последний Бабах. Дзинь. Затвор сообщил, что Кольт разряжен. Уф. Ну, и стрелять не в кого. Всё это время погранцы и сборная солянка тоже не сидела, сложа руки. Стреляла. Брехт видел, как падали японцы, по которым он не стрелял.
– Василич! Прекратить огонь! – заорал во всё пересохшее горло. Точно, попить надо. Дотянулся до пояса пулемётчика и отцепил флягу. Пригубил. Ссука. Бражка какая-то. Саке ихнее. Гад. Выбросил флягу и дотянулся до второго номера. Отцепил от него, заодно и патроны от Арисаки в подсумке сняв. Нужно же чем-то воевать. Тьфу, у этого тоже саке. Ну, делать нечего, сделал пару глотков. А может и ничего, и жажда прошла, и тепло по организму стало разливаться.
– Василич!!! Балабанов! Комиссар! Не стрелять! Это Брехт. Я встаю. – Подождал. Не стрельнули. Встал. Ох, опять нога о себе напомнила, а в бою так и ничего, работала. Похромал вниз по склону.
– Иван Яковлевич, вы живы? – снизу поднимался комиссар.
Обнялись. Похлопали друг друга по плечам. Выжили в этой тяжёлой ситуации.
– Доложи о потерях, Василий Васильевич, – первым отстранился Брехт.
– Плохо всё, Иван Яковлевич. Военврач Воронов убит. Механик Долганов убит. Тяжело ранен красноармеец из сельхоз взвода, я фамилия не знаю. Юрием зовут. Этого в живот. Ещё в руку ранен сапёр, кажется Востриков. Убито два пограничника, что к нам примкнули. Остальные целы. Патронов не осталось вовсе. Если бы не ты, комбат, через две – три минуты все и полегли бы. Лихо ты воевал. Не ожидал от тебя такого. Круче Светлова.
– Круче? – Попаданец что ли? Откуда такое слово?
– Ну, лучше. Ты же сам всегда повторяешь, что круче нас только яйца.
Фу. Зря радовался. На самом деле, есть такая у него поговорка.
– Так, бойцы. Тут полно японцев валяется. Соберите у них с ремней подсумки с патронами. Там человек семь сбежало в сторону озера Сюйму. Нужно будет на них поохотиться. Покажем басурманам, что нет им места на Советской земле.
Красноармейцы стали снимать с японцев ремни с подсумками, а Брехт мысленно себе оплеуху отвесил. Опять развоевался. Это не люди из диверсантского взвода, это строители и пахари. Куда? Опять на смерть?! С той семёркой легко хорунжий со своими людьми разберётся. А этих нужно срочно в лагерь. Там ведь сейчас должен самолёт прилететь. Вострикова с этим Юрием нужно отправить в Спасск. Там уже Колосков Пётр Петрович должен вернуться из Владивостока. Пусть операции делает.
– Отряд! Закончили мародёрствовать. Отставить предыдущую команду. Уходим в лагерь.
– А японские интервенты? – подскочил комиссар. Не навоевался.
– Светлов разберётся. Нам нужно раненых отправить в часть.
– Это да, – согласился Балабанов.
Пошли гуськом. Когда мимо офицера проходили, которого он из М1911 в бок приголубил, Брехт остановился и перевернул его. Самурай на спине лежал. Вынул из кармана документы. Глянул на конрпогон – майор. Хорошо. Хорошо, что у Японии много майоров. И все герои, вон, медали есть. Сорвал, не рассматривая два ордена или медали. Нет, ордена всё же. Медали круглые. А эти со всякими лучами. Не поленился, прошёл к многострадальному дубу подобрал пистолет люгерообразный и под конец расстегнул ремень, снял с него катану. Пусть Светлов оценит приобретение. На вид старенькая. Может и настоящий древний самурайский меч?
Пришли в лагерь, а там народу, как на митинге. И все с ромбиками в петлицах. Ну, преувеличил. Трое с ромбиками и среди них самый главный непосредственный начальник. Мерецков стоял у самолёта и о чём-то грозно вещал лётчику, размахивая рукой, вторая на привязи, как у Чапая, а около палатки расположились Трилиссер со своими Гитлеровскими усиками и, надо полагать, его непосредственный начальник в Приморье – руководитель Дальневосточного НКВД Терентий Дмитриевич Дерибас. У этого три ромбика в петлицах. Только назначили товарища, до этого руководил строительством силами заключённых Байкало-Амурской магистрали.