Полез, достал. Промокло, как и предполагал. Сунул пограничникам.
– Ребята, у меня срочный приказ командарма Блюхера прибыть к нему. А вчера к нам на озеро Хасан Трилиссер с начальником НКВД по Приморскому краю Дерибасом Терентием Дмитриевичем приезжали. Там инцидент серьёзный.
– Щас гляну, – донеслось с катера и, свесившись с борта, пограничник дотянулся до удостоверения, – Почему плывёте с китайского берега?
– Горючее кончилось. Куда хватило, до туда и дотянули. – Встрял пилот.
– Ладно, поднимайтесь на борт. Отвезём к начальству вас, пусть они разбираются, шпиёны вы или не шпиёны, – через пару минут раздалось сверху, видимо что-то осталось не размытое на удостоверении.
– Ребята, там у нас в пассажирском отсеке японский офицер пленный лежит, его тоже захватите.
Мигом попрыгали в воду с катера погранцы и тут же раздалось.
– ……… твою!!! – Ага, унюхали. А сам Брехт как четыре часа терпел?
Событие пятьдесят девятое
Инспекционная проверка:
– Товарищ майор, почему в роте такая гнусная вонь?
– Правильно говорить не «в роте», а «во рту», товарищ генерал!
Василий Константинович Блюхер спал, приняв на грудь стакан казёнки и воспользовавшись молодой женой, когда Брехта с японцем приволокли в штаб ОКДВА. Нет, не руки заламывали. Приволокли, в прямом смысле. Ещё когда с катера на причале сошли, то правая нога комбата делала попытки шагать, а как чуть отошли, то решила стать в оппозицию к остальным органам и слушаться перестала.
– Ребята, дайте передохнуть, – сказал Иван Яковлевич и зарылся мордочкой в замусоренную мостовую. Ветер гонял по ней прошлогодние листья и обрывки газет. Первое мая ещё далеко и субботник проводить будут только через неделю не раньше. Дворников же почти повывели.
– Эй, комбат, чего с тобой? – у пограничника была шпала, и как к нему обращаться Брехт не знал. Всё же гораздо проще станет через несколько месяцев. Шпала – капитан. Три шпалы – полковник. А сейчас – кто он? Начальник заставы? Командир какой-то роты. Пофиг.
– Вася, всё, не могу идти, у меня нога повреждена, – простонал Брехт.
– Я – Андрей, Вася это мой помощник, – поправил «капитан».
– Андрей?! Это здорово, но я, один чёрт, не могу идти.
– Лукин, Зеленский, возьмите раненого на руки. Вчера с вами проводили учения по переноске неходячих.
Зеленский? Дед небось того комика-президента. Грохнуть его прямо тут. Смотришь, по другому пути Украина пойдёт. Хотя, и так по-другому. Хасан на три года раньше начался. Нда, а вот не факт, что настоящего не будет, только более кровавого. Дожить ещё надо, скоро чистки начнутся.
Пограничники сложили руки крест-накрест и Брехт уселся на это сидение, приобнял деда будущего президента. Будет потом, что в мемуарах писать. Приволокли к штабу, сдали дежурному, оставили Васю бдить за японцем и ушли. Дежурный от Брехта отстранялся. Хоть и купался, а пованивало. Сам чувствовал. Эта вещь из желудка жирная, хотя сала и не ел, и отстирывается плохо, да и без мыла дело происходило. Но Брехт ладно, а вот от японского старшего унтер-офицера несло как из сортира. Он, по ходу, ещё и надобности под себя справил. Обе.
Японца, не выдержав амбре, солдатик куда-то увёл, а Иван Яковлевич сел на скамью в прихожей и вырубился. Проснулся от того, что его пнули по ноге, хорошо, что не по больной. Над ним в тусклом свете лампочки на стене стоял командарм Блюхер. Как живой.
– Позже не мог явиться? – это вопрос или просьба.
– Как мог, спешил, восемьсот с лишним километров на самолёте при скорости двести километров час. Потом ещё чуть к …
– Да рассказали мне уже, – Блюхер улыбнулся. – Нда, пованивает. Ладно, Ваня, пойдём, расскажешь, как там воюешь, а потом ко мне поедем домой. Отстираешься, отмоешься. Тут с Москвы из Народного наркомата тяжёлой промышлености комиссия приехала. Сам Орджоникидзе звонил, чтобы их встретили и всё показали. Они из Управления противовоздушной обороны и военизированных спецчастей НКТП СССР. Хотят посмотреть, как ты с Браунингами управляешься. Это всё Мерецков. Когда в марте комиссия была под руководством комиссара Берёзкина хвастать-то нечем, вот про твои Браунинги и рассказали. А там запомнили и заинтересовались. Вот, прислали двух ухарей из Противовоздушной обороны.
Брехт прикрыл глаза. Нужно собраться. И доковылять до второго этажа. Он думал, что тут кипиш, послы японские бегают, Сталин с Будённым усы топорщат, бровями насупливаются. Молнию и с громами грохочут. А тут ребята просто хотят посмотреть, что из Браунингов можно самолёты сбивать. И из-за этого его оторвали от настоящей войны. Хотелось зарычать. Так и сделал. Нет, не от злости. От боли в ноге. Про себя зарычал и дохромал.