– Михаил Николаевич. По ДК можно так сказать. Зачем нужен пулемёт, который делает 30 выстрелов? Питания пулемёта ДК – дисковые магазины на 30 патронов. Нужно переделывать под ленточное питание. Как можно воевать, если стрельнул за пару секунд все тридцать патронов, а потом пару минут на перезаряжание. Да за это время цель сместится и снова надо целиться, сначала начинать. Надо обязательно переделывать под ленту, а ещё лучше всё же использовать наработки американцев, вот к Браунингу вообще претензий нет, ну, разве чуть тяжеловат, на плече не унесёшь. Так крупнокалиберные пулемёты для переноске на плече и не предназначены. Да, забыл совсем. Михаил Николаевич, нам в авиацию и в зенитные части нужно вместо пулемёта или вместе с пулемётом ещё и автоматическую пушку иметь. Лучше всего подойдёт швейцаская пушка Эрликон («Oerlikon»). Там калибр двадцать миллиметров. Нужно срочно у них одну купить или американцы, кажется начали делать по лицензии, тоже покрасить в другой цвет и начать производить в СССР.
– Покрасить, смешно. Ладно. Запомнил, хотя и не со всем согласен. Вернёмся к американским пулемётам системы Браунинга. Расскажи, как ты их использовал. Где?
– Долгая история…
– Не тяни … Рассказывай.
Рассказал про инцидент у озера Хасан, про сбитые бомбардировщики и истребители, про потопленные катера, про сотни убитых японцев. Там пару минут молчали.
– Кхм, комбат, да по тебе смирительная рубашка плачет. Горячий ты хлопец. Да, даже не так – ты буйно-помешанный. Как тебя ещё не расстреляли?! Это, я так понял, из твоего рассказа, происходило на территории Маньчжоу-Го и Кореи. Ты там одновременно трём государствам, раз бил японцев, войну единоличную объявил. Даже сразу не интересно стало про Браунинги. Хотя… Говоришь, почти всё это наделал американскими пулемётами?
– Плюс противотанковые ружья Симонова – ПТРС и карабины Арисака, переделанные в снайперские винтовки. Ну, и один истребитель И-5.
– Весело. А истребитель откуда? – там и, правда, посмеялся будущий маршал.
– У меня в батальоне есть три самолёта.
– Откуда и зачем? – бросили там смеяться.
Пришлось рассказать о структуре батальона и о том, как в последнюю неделю использовал авиацию.
– Точно надо в смирительную рубашку одеть. А если всю твою команду перебросить на озеро Хасан и «ату» сказать? Пхеньян возьмёшь?!
– Присказка такая есть, товарищ Тухачевский: «Не съем, но понадкусываю».
Вместе посмеялись, под ошеломлённые взгляды Блюхера. Даже снова закурил будущий маршал от избытка чувств, хоть кулак и опять показал. На этот раз правый. Это что-то значит, или командарм обоеручный боец?
– Бери бумагу и поминутно всё описывай. Да, там скажи, если тебя арестовать хотят, что сначала, мне подробный рапорт нужен. Потом пусть расстреливают, – опять поржал. Что-то Ивану Яковлевичу в этот раз весело не стало, – Да шучу я, Блюхеру трубку дай, я ему скажу, что с тобой делать.
Дал. Сказал, наверное, потому, как Василий Константинович, выгнал Брехта из кабинета, царственным жестом. Махнул ручкой. Барин, блин!
Блюхер через секретаря вернул Брехта пред свои очи через полчаса. Был в чуть более благодушном состоянии, чем до звонка. Напоил чаем и даже две сушки дал.
– Иван Яковлевич, я тебя с гауптвахты не буду извлекать. Ты просто не знаешь, что за мразь этот Лазарь Наумович, мать его, Аронштам. Он уже десяток доносов на меня написал, да и на остальное руководство армией. Ты не та фигура, чтобы на него с шашкой бросаться. Да и спокойно там, в камере, не отвлекает никто. Я прикажу …
– Там холодно!
– Холодно. Ну, оденут сейчас, и одеяло прикажу выдать дополнительное. Чаю горячего давать, команду ещё дам. Еду получше, но выпускать не буду. Как там, в Москве, в Реввоенсовете, на твои художества отреагируют? Не знаешь, вот и я не знаю? Бумагу и перо с чернилами тебе дадут. Сиди и выполняй приказ заместителя наркома. Рапорт пиши. Сергей, – обратился к ординарцу, – Слышал. Обеспечь. С тебя спрошу. Уводи.
Увели.
Глава 26
Событие шестьдесят пятое
Женщина спрашивает у мальчика на улице:
– Мальчик, не подскажешь, как найти площадь Ленина?
– Это же просто – нужно длину Ленина умножить на его ширину.
Родная камера не изменилась. Клопы, размазанные по стенкам, и прозрачное одеяло. А нет, одна вещь добавилась. Стояла эмалированная жестяная чашка с отбитой этой самой наполовину эмалировкой и совершенно холодной рисовой кашей, больше похожей на белый холодец. Разварили, переварили и охладили. Ложка была с обломанной ручкой и деревянная. Есть крайне неудобно, но желудок не обманешь, как заверещит, как спазмой скрутит. Победил. Схватил Иван Яковлевич недоложку и стал огромными кусками в себя холодец безвкусный запихивать. Ни сахара не бросили, ни соли. Экономят на его вкусовых рецепторах.