Уже деревяшку облизывал, когда дверь заскрежетала ключами, заскрипела петлями и солдатик занёс… Такую же до мельчайших подробностей чашку, но в ней кроме рисовой каши ещё и котлета была, да ложка целая. Пришлось поднатужиться и это тоже осилить. Судьба она злодейка. Хрен её поймёшь, раз дали две каши, нужно брать обе. Назад не отнимут. А опосля, как обещал Блюхер, чай горячий принесли. Не сильно сладкий, но крупинку сахарина бросили. В этом времени распространённый заменитель сахара. Запретят в СССР не скоро, когда обнаружат иностранцы, тоже на него подсевшие, что он вызывает рак. Ну, одну крупинку можно, тем более, что у расстрелянных рак не часто обнаруживают впоследствии. Такие индивиды только в песнях Высоцкого существуют.
Попил, поел, и хотел было спать лечь Иван Яковлевич, но тут дверь заскрежетала в очередной раз, и пришёл Мерецков. Начальник штаба ОКДВА поздоровался за руку, сказал, что вот, как и обещал, пирожков принёс, женой собственноручно изготовленных.
– И с капустой есть, и с мясом, и с печенью, – кулёк большой из газеты свёрнутой сунул.
– Спасибо передайте.
– Иван Яковлевич, тут красноармеец за дверью стоит, он письменные принадлежности принёс. Я про команду Тухачевского в курсе. Можешь ссылаться на меня.
Ну, ни хрена себе. Если решат там, в Москве, расстреливать, то ведь и Мерецкова могут расстрелять. Кто тогда будет маршалом Победы. Смелый и честный товарищ.
– Как скажите. А что думаете, вывернусь?
– Я подробный рапорт, как наша комиссия была расстреляна на советской территории, в Москву вчера послал, – глаза чуть опустил. Ну, понятно. Вчера послал, а не неделю назад, когда он ещё доедет до Москвы тот рапорт.
– Спасибо, Кирилл Афанасьевич.
– Ерунда, ты подробно всё опиши, там же пограничники и твои люди погибли на территории СССР.
– Так точно. Я понял. Всё подробно опишу и обосную применение силы на вражеской территории.
– Не буду мешать. Да, вот тебе карта, вёрстка. Чтобы не путаться. – Достал из планшета карту всю в пометках. – Зайду через пару часов, заберу. Штабная. Всё, пиши.
А чего делать, пирожки не залезут, и так еле дышал Иван Яковлевич, пузо на диафрагму давило. Сел писать. Блин блинский, хотел же изобрести шариковую ручку или, на худой конец, поршневую и всё забывал. Вот сейчас сиди, пиши карябающим пером. Сходу кляксу поставил. Пришлось постучать в дверь и попросить солдатика, ах, да красноармейца, принести другую ручку.
Через полчаса принесли. И заодно ещё один матрас и одеяло. Вот! Жизнь-то налаживается. Брехт сидел и выписывал буквы в листках точно два часа, всё стараясь себя выгородить. Мол, это они нападают, а я весь белый и пушистый, только отбивался. И отбился со счётом 1000: 3. Ну, так он не виноват, что они воевать не умеют. Особенно подробно описал про Цзян-шиней. Вещь не ординарная и людей читающих сей опус, желательно, чтобы среди них оказался Ворошилов, должно заинтересовать.
Только закончил, как пришёл Мерецков. Забрал бумаги, сказал, что новостей нет и ушёл. Почти сразу пришёл конвоир и сунул очередную тарелку с кашей. Теперь перловка, но тоже разваренная почти в клейстер. Ну и котлета опять. Пришлось поглощать. И как вырубило. Под двумя одеялами согрелся и проспал… Сколько не известно. Часики от Карлуши Фаберже не дали. Проснулся, использовал помойное ведро по назначению, закрыл его крышкой и приступил к пирожкам. Хмыкнул, когда те закончились. Так и растолстеть можно, спи да ешь.
Иван Яковлевич почему-то сильно не волновался, не метался из угла в угол, не рвал на себе волосы, тем более что стрижка короткая и сильно-то и не вырвешь ничего. Вот, уверен был, что царь – он добрый, и он во всём разберётся.
Ключ снова заскрежетал, петли заскрипели. В проёме появился мужичок в синих штанах и зелёной гимнастёрке с васильковым околышем фуражки и малиновыми петлицами НКВД. Весь цветной. Хреново. Значит, сейчас бить будут.
– Пройдёмте! – Ну, хоть на вы.
Подняли на поверхность и посадили в машину. Ого Да это же раритет и антиквариат. Художник Дайнеко потом изобразит для истории. У Брехта в квартире висела хорошая репродукция этой картины. «В.И. Ленин на прогулке с детьми». Ещё не написал художник. Там дата стояла внизу и подпись 1938 год. А автомобиль назывался Рольс-Ройс (Rolls-Royce). С комфортом повезут. Куда вот только. На улице темно. Ночь. Что ж, эти товарищи всегда по ночам работают. Жаль, не себя, хотя и себя. Ну, прожил уже длинную и местами даже счастливую жизнь. Жаль, что ничего толком поменять не успел в стране. Мог бы и больше пользы принести, останься жив.