И вот теперь Андрей во отчую столкнулся с этими загадочными и незаконными артефактами.
— Ты что творишь, дура. Спрячь немедленно, — рявкнул он на девушку. — Совсем с ума сошли. Решили, что насмотревшись кино сможете стать баронессами.
— Это не кино, Андрей Александрович. Это самая настоящая жизнь. Вот приедем в столицу, я сделаю экран, чтобы никто не смог работу артефакта почувствовать, и сами попробуете. Ирина Афанасьевна специально для вас камни подобрала. Чтобы вы кое-чему новому и нужному научились.
— Ну уж нет, я в ваших ускоренных он-лайн курсах не нуждаюсь, — заявил Андрей и на автомате взял из коробочки средний камень, с тем чтобы получше его рассмотреть.
— Немедленно положите назад, — испуганно ойкнула Кира и попыталась выхватить камень из пальцев Белова. Андрей же от неожиданности только крепче его сжал.
Черная энергия стремительным потоком полилась через руку в Средоточие Андрея. Причем увидел он этот поток даже не погружаясь в Познание Сути. А потом Андрея не стало.
Прекрасная Исса погружалась в ночь. Город тысячи дворцов и бесчисленного множества убогих халуп. Город великолепных храмов, славящих сотни богов и город могучих башен, построенных неведомо кем и когда. Отблески заходящего солнца еще освещали верхушки самых высоких башен, а в домах зажигались волшебные лампы, свечи, а кое-где и просто лучины.
Праведные горожане спешили закончить свои повседневные дела и побыстрее добраться домой, освобождая улицы для ночных патрулей и неприметных слуг ордена Тишайшего, собравшего под крышей своей воров и грабителей. Вдали раздалось, наверное, последнее за этот день славословие.
— Счастливы, живущие в городе тысячи дворцов, под сенью величайшего и мудрейшего Юсуп-али великого и непогрешимого, мудрость которого сравнима лишь с его красотой, а могущество не знает меры.
Визгливый голос монаха ордена Голубой чаши, славящего нынешнего правителя Иссы, затих вдали, а Борх, невольно ухмыльнулся, вдумавшись в смысл услышанного. В отличии от большинства жителей города, ему несколько раз доводилось видеть Юсуп-али великого и непогрешимого. Если мудрость последнего сравнима с его же красотой, то получается законченный идиот. Конечно, всякое слабоумие можно компенсировать могуществом, а здесь правитель многим владыкам фору даст. Одни Серебряные Волки чего стоят. Но впрочем, монах не очень исказил истину, сравнивая красоту Юсуп-али с его мудростью. Умом тот не блистал.
— Интересно, чего бы это в последнее время вместо обычного -
«величайший владыка всех времен и народов», чаще стали упоминать красоту и мудрость, — подумал Борх.
К крикам, славящим правителя, жители Иссы давно привыкли. С тех давних пор, как Алли-паша «мудрейший и справедливейший», предшественник нынешнего владыки, даровал ордену Голубой чаши право славить себя великого, каждый горожанин слышал подобные вопли монахов не менее дюжины раз на день.
Деятельность ордена хорошо оплачивалась пятничными подаяниями, когда каждый мужчина, посетивший один из многочисленных храмов ордена, обязан был бросить на жертвенный алтарь хотя бы медную монету, а смельчаков, пропускающих недельную мессу без уважительной на то причины, во всем городе можно было по пальцам пересчитать.
Да и кто в здравом разуме, не будучи прикованным к постели, решится на такое. Один, два раза может и прокатит, а потом боги непременно отвернутся от безумца. И хорошо если отделаешься просто сломанной рукой или разбитой головой. Хуже, когда за тобой придет стража и препроводит во Дворец Веры. А уж каково там, никто доподлинно не знает, поскольку никто оттуда не возвращался. Но знание заменялось воображением и слухи о творящихся во дворце Веры ужасах служили надежной опорой приверженности вере.
Борх относился к тем немногим избранным, которым была известна правда. На самом деле правителям всегда нужны были бессловесные рабы, способные добывать Лунный камень — основу богатства провинции. Много рабов. И все время новых рабов. На рудниках больше года никто не выживал. После семидневной войны, когда маги по приказу владык, чуть было не отправили всех ныне живущих к праотцам, войны между провинциями поутихли. С пленными, которых раньше отправляли на рудники, возникли трудности. Преступников всяких — воров, убийц, насильников много не наловишь. Опять же, девять из десяти пойманных требуют суда Праведника. И попробуй возразить, имеют на то полное право. А Праведнику не укажешь, какой приговор выносить. Праведники и самому Правителю не подвластны.
Тут-то к Алли-паше «мудрейшему и справедливому» настоятель ордена Голубой чаши и подвалил.
Орден в то время был вовсе захудалым. Ни своего бога покровителя, ни монастырей, ни храмов толковых. Так одна обитель в глуши, да земли с десяток наделов. А предложение правителю сделал такое, что Алли-паше «мудрейший и справедливый» отказаться не смог.
Оказывается, монахи ордена научились из человека делать тварь бессловесную. Без памяти, без чувств. Послушную и работящую. Хватай безбожника и через седмицу на рудники, Лунный камень рыть.
С тех пор орден Голубой чаши и воспрянул. В одной Иссе храмов полтора десятка настроили. А Дворец Веры немногим в размерах уступает Дворцу Правителя.
Да и с богами покровителями разобрались. Оказывается и Нелана Ясноликая и Кали Неукротимая и Перен Огнебородый, все из Голубой чаши силу черпают. А кого из богов от чаши отлучают, тот и катится в Гиену огненную, словно и не бог вовсе, а последний грешник. Во всяком случае, именно так объясняли свои деяния изумленным жителям монахи ордена Голубой чаши, когда громили храм Путса Короткорукого.
Правда, злые языки шептали, что верховный жрец бога цветов, пытался через Великого Визиря прищучить чашечников.
Да на то они и языки, чтобы их вырывать. Сотни монахов, вооружившись массивными бревнами, просто разнесли по камням небольшой храм бога цветов, а немногочисленных жрецов связали и уволокли во Дворец Веры.
Но видно хитрый бог припрятал где-то толику силы и в наказание за святотатство той же весной не позволил зацвести оливковым деревьям.
Сам Алли-паша «мудрейший и справедливый» разгневался несказанно. Торговля оливковым маслом весомо пополняла казну. Храм Путса Короткорукого отстроили заново, жрецов призвали из других провинций, тем все и закончилось. Но с тех пор монахи Голубой чаши на чужие храмы не зарились. Впрочем, и жрецы иных богов в своих проповедях старались Голубую чашу не поминать. А что до простых горожан, те твердо уяснили, с орденом Голубой чаши лучше не ссорится. Вот и набивается толпа в храмы Голубой чаши по пятницам на недельную мессу.
Другие храмы тоже не пустуют. Мало ли какие проблемы у человека бывают. Кто на службу в стражники попасть хочет, вот к Перену Огнебородому и взывает, у кого дитя малое заболело, Нелану Ясноликую ублажить надо, а уж о Кали Неукротимой забыть, такого не всякому врагу пожелаешь. Да и Путса Короткорукого зауважали изрядно.
Обо всем этом размышлял Борх, верный адепт ордена Тишайшего, удачливый вор и законопослушный горожанин.
Жизнь стремительно утекала из рассеченного ятаганом тела.
Внезапно Борха как будто молнией ударило. Тело свело судорогой, боль достигла уровня, после которого казалось еще немного — и все..., а потом Андрей резко вывалился из чужого мира и заново ощутил себя сидящим на полке купе поезда Печора-Москва. При этом Глаша пыталась силой разжать его скрюченные пальцы и вытащить из сжатой ладони Черный Камень Души. Наконец девушке это удалось и она облегченно вздохнув сказала: