— В “тот раз” это не было свиданием.
— Ну это ты так думал. Каждый, — Ви поднимает указательный палец, подчеркивая важность своих слов, — имеет право на свое мнение. Так хочешь или нет?
Горо не торопится с ответом: чувствует подвох, просчитывает риски. Версии придумывает — и все наверняка неправильные. Ви ждет, глядя то на свои кроссовки, то на радар, то на Горо; она так хорошо выучила его лицо, что улавливает момент, когда он сдается.
— Возможно, хочу, — он подбирает слова c осторожностью. — Что ты принесла?
— Сюрприз, — Ви поджимает ноги и лихо разворачивается. — Кот в мешке, только в рюкзаке, да и кот дома остался.
На парапете между ними возникает коробка — черный пластик, щедро усыпанный наклейками; полусодранный логотип “Бурито XXXL” по-королевски красуется в центре крышки.
— Я знаю, что там, — обреченно говорит Горо. — То, что вы называете “якитори”. И если я загляну в коробку, мне придется их съесть.
— Хорошая версия. Может быть, даже правильная, но пока не откроешь, не узнаешь.
Ви скрещивает ноги, упирается локтями в колени, а подбородком — в кулаки. Смотрит, ждет.
Любопытство сгубило кошку, и так девять раз подряд*. Или больше, кто считал? Фокус в том, что после какого-то раза начинаешь понимать, как оно работает, и когда. Печенкой чувствуешь.
Так вот, печeнки у Ви больше нет, но она на все сто уверена: якитори Шредингера заинтриговали Горо. Угадала: он тянется к коробке и снимает крышку, Ви прикусывает костяшки пальцев, чтобы не рассмеяться.
Горо смотрит на нее, потом на небольшие пластиковые контейнеры, заполненные кусочками мяса и рожицу из синт-овощей, выложенных поверх риса, потом — снова на нее. Рожица подмигивает подбитым глазом, Ви говорит:
— Нет, ну а чего ты вечно ждешь чего-то плохого? Я что, монстр что ли?
— Ты? Ты абсолютное чудовище, Ви. Спасибо.
— Ешь давай, потом будешь благодарить, а то вдруг не вкусно.
Но Горо даже не успевает взять палочки, когда она спрашивает:
— Как там вообще? Стены покрасили? Рыб привезли?
— Стены… в удовлетворительном состоянии. Но я все еще не уверен насчет этих голо…
— Ни слова больше, — перебивает его Ви. — Рыбы остаются, или я выхожу из игры!
Заявление такое себе: они закрыли почти все контракты, которые подобрала Вакако, осталось совсем немного, и глупо все бросать, но рыбы…
— Рыбы — это важно!
Горо не отвечает, но это не “ладно, ты победила” молчание: битва за голограммы еще не окончена. Ви прищуривается, смотрит, как он ест, но в этот раз, как она ни старается, ничего не может прочитать по его лицу.
Сам факт, что коробка опустошается, уже кое о чем говорит, но все-таки…
— Ну скажи уже, — не выдерживает Ви. — Как тебе? Жить можно?
Но Горо отвечает только после того, как доедает последний кусок:
— Весьма… достойно.
— Инари, — очень вкрадчиво говорит Ви. — Я понимаю, что ты не хочешь меня обидеть, но представь, что тебе придется есть это каждый день, и подумай получше.
— Просто ужасно, Ви
Она фыркает, но не смеется: подается вперед, осторожно сдвигает в сторону пустую коробку; спрашивает:
— Ты ведь не серьезно сейчас, да?
— Конечно, нет. Странно, но… вкусно. Где ты достала продукты?
— Мама Уэллс помогла. У нее и готовила.
— Это многое объясняет. Мы используем совсем другие приправы, менее… насыщенные. Например, для риса я бы взял…
Лекция заканчивается, не начавшись: пустая коробка летит на бетон крыши, и Ви тут же захватывает освободившееся место.
— Горо, — говорит она, и аккуратно вытягивает палочки из его руки. — Я — на половину Хейвуд, на половину Кабуки. Я, блин, знаю, как обращаться с рисом.
Кончик языка покалывает от нетерпения. Ви улыбается, и делает то, что так хотела много лет назад: целует Горо, и никакие призраки — ни человек, ни кошка, — не появляются, чтобы ей помешать.
На левое бедро ложится ладонь, чуть сжимается, потом скользит выше и мягко надавливает ей на поясницу. Ви подчиняется прикосновению, и, не прерывая поцелуя, перебирается к Горо на колени. Ветер и солнце, приглушенные звуки города, наизусть выученная фактура имплантов под пальцами и мягкие, чуть шероховатые губы под губами, — да, теперь все правильно.
Или почти все.
— Ладно, признаю, — говорит Ви, отстранившись. — Перец добавлять не стоило.
Она смеется и наклоняется, чтобы снова его поцеловать, но Горо берет ее лицо в ладони и просит:
— Подожди. У меня тоже есть для тебя… сюрприз.
— И что это?
Ви задумывается: при нем не было ничего, кроме оружия, а значит, это что-то маленькое, что можно спрятать в кармане… или в голове.
— О, знаю! Как в тот раз, с богомолами? Еще один допуск, да? У меня есть скрытый имплант? Третья рука вылезет?
Горо ее не слушает, только улыбается и мягко проводит большим пальцем по ее щеке, касается краешка губ.
— Я хотел отдать тебе это уже давно, но ждал подходящего момента. А тут и место правильное, и… — он оглядывается через плечо, Ви следует за его взглядом: в небе между мегабашнями болтается голо-баннер “Второй Поправки”, золотой и красный в лучах заходящего солнца.
— …и время.
Краем глаза она замечает, что оптика Горо вспыхивает синим, и принимает сообщение. В систему падают изображения; Ви хмурится, машинально пролистывает их, а потом узнает.
— Это?.. — Ви смотрит на Горо, не моргая. — Ты что, сохранил их?!
— Все до одной.
Улица на окраине Норт-сайда, затянутая туманом, рыжим от света фонарей и распыленных в воздухе химикатов. Пляж в Кабуки: в кадре только темная вода и неоновые блики — яркие и размытые, как фальшивое обещание лучшего будущего. Идеальная геометрия теней на выщербленной стене… Где она нашла это здание, в Висте? В Санто-Доминго? Ви помнит только, как ободралась, пока спускалась с крыши, и — смешно — реалскин над левым коленом откликается на воспоминание фантомной болью.
Дальше можно уже не смотреть.
Фотографии. Ее фотографии, которые она отправляла Горо, зная, как тот ненавидит Найт-сити: иногда чтобы лишний раз подколоть, иногда чтобы просто напомнить о себе.
Иногда — потому что ей казалось, что сейчас он поймет, что она видит в городе.
Горо никогда не отвечал на эти сообщения, но она все равно продолжала их посылать.
— Почему? — Ви расчищает поле зрения от фотографий, пытается сфокусировать оптику на лице Горо, но почему-то не выходит — изображение остается размытым. — Тут только город, который ты ненавидишь. Почему ты их хранил?
— Потому что, — он мягко касается большим пальцем ее скулы, и только теперь до Ви доходит, что щеки у нее мокрые. — Потому что больше ничего не осталось.
Ви сглатывает, но комок в горле не пропадает; приходится слушать молча.
— Ты была в них. Твой взгляд, твое… видение. И, глядя на них, я думал, что наконец начинаю по-настоящему понимать тебя. А еще потому, — прости что говорю тебе только сейчас, — потому что они мне нравились.
— Не смешно.
— Это правда, Ви.
Лицо у него делается серьезным, но она все равно не верит.
— Подделка, — говорит Горо. — Дешевка. Суррогат. Так я привык думать о Найт-Сити, но ты видела в нем нечто… иное, что нельзя заметить просто проходя мимо. И чем дольше я смотрел на твои фотографии, тем яснее понимал, что ты права: у города есть душа. И то, что ее так трудно рассмотреть… Я ведь не ошибусь, если скажу, что никто не объяснял тебе понятия эстетики? Натуральный талант…
— Стоп, — Ви упирается ему в грудь ладонями, заставляя замолчать. — Ты мне сейчас говоришь, что не ненавидишь Найт-Сити?
Горо вздыхает.
— Это все, что ты услышала?