— Чтобы — без проволочек!.. Чтобы — в три дня было оформлено!..
— Для Константина Петровича постараемся, — заверил министр.
Он уже называл Манаева по имени-отчеству.
А Секретарь, наверное, вдохновившись открывающейся перспективой, сильно хлопнул Манаева по плечу и, откинувшись на заскрипевшем стуле, раскованно вопросил:
— Что мы, в конце концов, мужики? Что мы, в конце концов, хуже других?…
Далее Секретарь пояснил свою мысль. Мысль состояла в том, что дескать, есть в Секретариате вполне приличные кандидатуры… пупочки такие… особенно в иностранном отделе… ты, дескать, смотайся, поговори, но в это время из-за двери туалета, которая, между прочим, по-прежнему не открывалась, появились те двое охранников, что покуривали в коридоре, и один из них, вероятно, старший по чину, наклонился к Секретарю и задолдонил ему что-то настойчивое.
Секретарь ошарашенно воскликнул:
— Что?… Что такое?…
— Извиняюсь. Так точно! — доложил старший охранник. И, опять наклонившись, зашептал, но уже более разборчиво. — Варвара Михайловна… Едут… Видимо, через полчаса…
— Елы-палы! — сказал Секретарь. Лицо у него сделалось несчастным. — Елы-палы!.. Это же как не везет, мужики!..
Дальше произошло что-то непонятное.
Секретарь с криком: Варвара едет!.. — попытался встать, но ноги его не держали, он, как куль с мукой, шлепнулся обратно — очень быстро налил себе в стакан коньяка, также быстро, не закусывая, выпил его, прихрюкнув горлом. И ещё раз налил, и ещё раз выпил. Глаза у него полезли на лоб.
Откуда-то появился третий мужчина — в белом халате, наверное, врач, который, подхватив обмякшего Секретаря, профессионально потащил его в угол туалета, приговаривая: Ничего-ничего… Сон — двадцать минут… Душ… Крепкий кофе… Как огурчик будете к приезду Варвары Михайловны… — навалился на кран, торчащий прямо из кафеля, опоясанный строгой белой табличкой: «Пользоваться запрещено», и открыл замаскированный проход в стене. Показалась кровать с белоснежными простынями, столик, лампочка под шелковым абажуром. Увлекаемый туда Секретарь только таращился.
Вдруг дико крикнул:
— Константин!.. Советником по культуре!..
— Прощай, товарищ! — скупо ответил ему Манаев.
Он ещё хотел обнять министра, который ползал на четвереньках, собирая пустую посуду, но охранники, подталкивая в спину, заторопили его:
— Давай, давай!..
Они пересекли тупичок коридора и, открыв противоположную дверь, неожиданно оказавшуюся с внутренней стороны бронированной, очутились в довольно приятной, но тесной комнате, уставленной мягкой мебелью, однако почему-то без окон, освещенной лампами дневного света на потолке, — и старший охранник, присев на стол, вдоль которого зеленела металлическая дверца сейфа, нажал несколько клавиш на корпусе телефона.
— Загоруйко? — начальственным голосом сказал он. — Загоруйко, это я, Колебанов. Машину к подъезду «Б»!.. — А затем повернулся и указал Манаеву на широкое низкое кресло, обитое чем-то цветастым. — Отдыхай пока… Посошок на дорожку…
Младший охранник уже разливал коньяк по граненым стаканчикам. А закончив, жестом показал Манаеву, что ты, мол, бери, не стесняйся.
Манаев и не думал стесняться. Напротив, ему чрезвычайно нравилось, как его принимают. Поэтому, подняв свой стаканчик, он с большим чувством, совершенно искренне произнес:
— Хорошо тут у вас, ребята!.. Честное слово, расставаться не хочется. — И, желая сделать для них что-нибудь приятное, поинтересовался. — А вы знаете историю про маленького серого ослика?…
Он готов был рассказывать эту историю немедленно. Но охранники дали ему понять, что, пожалуй, не стоит. Что сначала — дело, а потом уже — всякие истории. Ты, мол, не отвлекайся, задерживаешь коллектив.
Подавая пример, оба они лихо сглотнули, а затем удивленно, как по команде уставились на Манаева.
Выражение лиц у них было ожидающее.
— Ладно, — согласился Манаев. — Дело, так — дело…
И тоже, одним глотком, опрокинул в себя свой стаканчик.
Ему показалось, что коньяк в этот раз какой-то горьковатый. А главное, он комом остановился поперек горла и никак не хотел идти вниз. Пришлось запить его и зажевать чем-то несущественным. И по новому кругу — запить, и опять зажевать. И только после этого судорожный комок нехотя провалился в желудок.
Манаева слегка отпустило.
— Да-а-а… — потрясенно вымолвил он. — Цепляет здорово. И где это вы такой достаете? Наверное, спецзаказ?… Так вот, жил маленький серый ослик…
Далее Манаев хотел сказать, что перед осликом постоянно возникали какие-то трудности. И когда эти трудности возникали, то ослик предлагал: Давайте выпьем, ребята… — но сказать всего этого он не успел, потому что коньяк, по-видимому, так и не прижился в желудке. Судорожный комок, провалившийся было туда, набух, из него словно полезли какие-то углы и выступы, в одну секунду он расширился, казалось, на весь живот и вдруг с оглушительным звоном лопнул, будто разорвалась граната…
Когда удостоверение было просмотрено, то старший охранник небрежно бросил его на стол и, брезгливо разворачивая, изучил несколько затертых ветхих листочков, то и дело стряхивая со сгибов слежавшуюся пыль.
А затем, отвечая на вопросительный взгляд напарника, отрицательно покачал головой:
— Ничего интересного…
— Так что, отправляем? — спросил младший охранник.
Старший, немного подумав, кивнул. Тогда младший охранник запихал удостоверение и бумажки обратно в пиджак Манаева, вытащил из внутреннего кармана бутылку коньяка и, заметив на недовольную гримасу начальника: Ну, зачем ему? Пропадет, — ещё раз быстро ощупал размякшее в кресле тело, проверяя, не забыли ли что-нибудь, а потом открыл металлическую дверцу сейфа, где в квадратном пространстве, уходя в глубину, чернела резиновая лента транспортера.
— Фу, запах, — поморщившись, сказал он. — Они, в конце концов, починят когда-нибудь вентиляцию? Третий месяц уже. Задохнуться можно…
— А кому это надо? — пожав плечами, спросил старший охранник. — Им это не надо. — И, нагнувшись, немного отодвигая кресло, добавил. — Ну, взялись!
Они положили тело на ленту транспортера и чуть-чуть пропихнули внутрь, после этого младший охранник закрыл дверцу сейфа, повернул ручку на два оборота, а старший тем временем опять нажал несколько клавиш на корпусе телефонного аппарата.
— Загоруйко? — таким же начальственным голосом спросил он. — Загоруйко, это — Колебанов. Ну, все в порядке. Принимай груз…
Сразу же рядом с металлической дверцей вспыхнул глазок индикатора, а из-за стены донесся гул работающего мотора.
Транспортер включился.
— Быстро сегодня управились. Наверное, сможем уйти пораньше. Сейчас дождемся, когда Загоруйко доложит, и — по домам. — Он, прищурившись, сверху вниз посмотрел на развалившегося в кресле, уже закуривающего напарника. — Если ты, конечно, не напутал с дозой. А то, как в прошлый раз, очнется в подвале — шум, крики…
— Когда ж это было? — обиженно сказал младший охранник. — Это было — в прошлом году. Препарат оказался некачественный. А я — ничего, накапал, как полагается…
— Как полагается, — повторил старший охранник. — Я боюсь, что ты и мне — тоже капнешь, как полагается. Тоже как-нибудь капнешь — просто, чтоб не выпендривался. Скажешь: несчастный случай на производстве. Ведь накапаешь, сознайся, рука не дрогнет?…
Он прищурился ещё больше.
— Ну и накапаю, что тут такого? — затянувшись сигаретой сказал младший охранник. — И ты бы накапал, если б мог. В конце концов смотри — взрослый человек, голова на плечах имеется… — Младший охранник опять затянулся и сказал примирительно. — Слушай, кончай эту бодягу, нам тут ещё полчаса сидеть, самое время немного снять напряжение…
Он зубами содрал жестяную укупорку с коньяка, оставшегося от Манаева, и опять же зубами вытащил из горлышка белую пластмассовую пробку. Понюхал обеими ноздрями, вкусно крякнул и потер ладони.
— А?… По сто пятьдесят?… Я считаю, что мы — заслужили…
В это время, срабатывая, мелодично щелкнул от набранного кода замок, бронированная дверь в комнату отворилась и в образовавшуюся щель заглянул маленький серый ослик — как игрушечный — аккуратный, с красивой ухоженной челкой.