Приказчик окинул его ревнивым взглядом.
- Говоря откровенно, - сказал он, желая избавиться от соперника, - я хочу жениться на ней. Совершенно серьезно. Что с того, что она крестьянка? Уж очень она мне нравится!
Старший жандарм взял приказчика за подбородок и слегка потряс. Он имел изрядный опыт в подобных делах и догадывался о настоящих намерениях Мамеда.
- Милый мой, брось лукавить! Я сам не раз надувал так других. Но сейчас я даю тебе слово мужчины. Три часа пусть девушка будет в твоей власти. Делай с ней, что хочешь. Я тебе не помешаю. Но по истечении трех часов сам аллах меня не остановит. Вот мое условие! Согласен?
Мамед провел рукой по его лицу.
- Да ты поумнее меня!..
Когда была съедена чихиртма и опорожнена последняя бутылка вина, Мамед сказал:
- Теперь изволь сосни. Придет время, я подниму тебя.
- Можешь не беспокоиться, я и сам проснусь, - ответил Али и, не раздеваясь, повалился на тахту.
Вскоре дом огласился его громким храпом. Когда Гюльназ, поспешно убрав посуду, выходила из комната, Мамед у самых дверей перехватил ее.
- Послушай, девушка, - заговорил он, - я хочу жениться на тебе. Я повезу тебя в город, сделаю барыней.
Щеки Гюльназ горели от возмущения.
- Пусти меня! - крикнула она.
Мамед кинулся на девушку и, обхватив за талию, бросил ее на постель. В этот момент чьи-то железные руки схватили его и оттянули назад. Со злобой и удивлением Мамед увидел Муссу.
- Как, ты уже успел съездить в Ардебиль?
- Что я, безумец, чтобы оставить семью на попечение такого подлеца, как ты? Плюнуть бы тебе в глаза, бесстыжая харя! - Затем Муса крикнул: - Жена, давай аркан!
Сария принесла аркан. Они крепко связали приказчика. Не успел Мамед опомниться, как увидел, что его волокут из комнаты в хлев.
- Прости, дядя Муса! Развяжи меня! Не срами!
- Нет, голубчик, не проси! Утром я созову сюда всю деревню. Пусть все видят ваше бесчестье.
Муса запер снаружи дверь комнаты, в которой спал жандарм, и пошел к детям.
Наутро Муса собрал ближайших соседей и рассказал им о случившемся.
- Вот какая беда стряслась над моей головой, - закончил он рассказ. Будьте свидетелями!
Соседи сочувственно покачали головами и предупредили Мусу, что приказчик Мамед и старший жандарм Али жестоко отомстят ему.
- Теперь не жить тебе в этой округе, - сказали она. - Лучше всего переселись отсюда куда-нибудь подальше.
- Куда мне переселяться с оравой детей? К тому же впереди зима. Все они погибнут от холода, помрут с голоду. Если что должно случиться, пускай случится, здесь, в моем доме. Никуда я не стану переселяться.
На глазах у соседей он развязал Мамеда, выпустил из комнаты жандарма и, подведя к ним оседланных лошадей, сказал, указав на ворота:
- Счастливого пути, господа!
- Ну ладно, старик Муса! Запомни! - бросил жандарма пришпорил лошадь.
Мамед молча тронулся вслед за ним.
Весь день Муса ходил сам не свой: за что ни брался, все валилось из рук. Все чувствовали себя так, точно в доме покойник. Даже маленькие ребята, поддавшись общему настроению, не резвились, как обычно.
К вечеру на краю села показались несколько всадников. Это были жандармы. С ними ехали старший жандарм Али и приказчик Мамед. Они направили коней прямо к дому Мусы. Увидя это, соседи также поспешили туда.
Приказчик слез с коня и, подойдя к Мусе, схватил его за грудь.
- Десять лет ты не платишь хозяину за воду! - прохрипел оп. - Выводи корову, осла, овец!
- Приказчик Мамед, - глухо ответил весь потемневший от гнева Муса, иди сам выводи!.. Сила твоя! Ничего, когда-нибудь свершится возмездие!..
- Эй, старик, не разговаривай много! - вмешался в разговор старший жандарм. - Выводи скотину!
Муса продолжал неподвижно стоять. Тогда старший жандарм крикнул своим подручным:
- Выводите! Чего стоите?!
Жандармы бросились в хлев. Сария всхлипнула, ребята громко заплакали. Растолкав их, жандармы погнали животных со двора.
- В пять дней ты должен оставить деревню! - сказал приказчик Мусе. Иди куда хочешь, ко всем чертям! Чтобы духу твоего здесь не было!
В ту же ночь Муса нахлобучил на голову мохнатую папаху, надел старую чоху, повязал шею шерстяным шарфом и, взяв узелок с хлебом, ушел из дому.
- Я дойду до самого шаха. Буду жаловаться... - И он пустился в путь - в столицу.
Но приказчик и старший жандарм не прекратили преследований. По приезде в город они получили приказ: конфисковать все имущество крестьянина Мусы и выслать его с семьей из Ардебильского округа.
Получив возможность добить, изничтожить, стереть с лица земли ненавистного старика, они, ни на один час не задерживаясь в городе, помчались обратно в село.
Известие о том, что старик Муса отправился с жалобой в Тегеран, еще больше взбесило их. Они выволокли Сарию из дому, вытолкали ее с детьми со двора на улицу.
- Куда отправился муж, туда ступай и ты!..
Женщина была в полном отчаянии. Никто из соседей не рискнул оказать ей помощь, предоставить ей ночлег в своем доме. Приказчик и старший жандарм объявили во всеуслышание, что это приказ самого шаха и что всякий, кто чем-нибудь поможет семье бунтовщика, будет выслан из округа.
Сария шла рядом с Гюльназ, держа меньших ребят за руки, по дороге, которая вела в Тегеран.
"Может, найду своего старика!" - думала она.
Она не знала того, что, избежав зубов волка, она бросилась в пропасть...
Холодный ветер дул с вершины Савалана, крутил пыль в долине. Мороз все крепчал, пронизывающий туман окутывал деревню. Те, кто не имел дров и угля, с вечера заваливались спать, закутавшись в толстые одеяла. Декабрь шел к концу. Осень отступала перед неумолимо надвигавшейся зимой, гуще становился дым из труб.
Не дымилась лишь труба в доме Мусы, не зажигался в вечерних сумерках огонь в его окне. В этом доме был непроницаемый мрак, царила гробовая тишина. Лишь ворчанье бездомных собак, набившихся в опустевший хлев, нарушало зловещую тишину.
В один из таких вечеров в деревню прибыл Фридун. Охваченный глубоким волнением, он шел по пустынным улицам, которые будили в нем целый рой воспоминаний.
Дойдя до дома дяди Мусы, Фридун остановился пораженный: ворота были распахнуты настежь. После минутного оцепенения он бросился во двор и наткнулся на собаку; вспугнутая неожиданным появлением человека, она с ворчаньем юркнула в хлев.
Фридун поднялся на возвышение, где в ту памятную лунную ночь спала Гюльназ с матерью и ребятами. Вспомнив о волнениях той ночи, Фридун едва сдержал слезы. В его голове мелькали мысли о безбрежности человеческих страданий. Будет ли им когда-нибудь конец?
Во дворе появилась еще одна бесприютная собака. Почуяв человека, она остановилась на миг, громко залаяла и побежала в хлев. Оттуда послышалась грызня, но вскоре прекратилась.
Фридун взял чемодан и вышел за ворота. Он решил разузнать у сельчан что-нибудь о семье дяди Мусы. Вскоре он подошел к дому Гасанали.
На стук вышла Кюльсум и, узнав Фридуна по голосу, отворила дверь. Она обняла его и расплакалась. Потом рассказала все, что случилось с дядей и его семьей.
Фридун оглядел детей, которые спали на циновке, закутанные в тряпье, и сокрушенно вздохнул:
- А где дядя Гасанали?
- Где ему быть? - расплакалась Кюльсум. - Трудно было ему дома, весь день сидел в углу и только ругался с детьми. Ушел в мечеть, выучил несколько молитв и стал по заказу крестьян читать за упокой души. Но много ли заработаешь в сельской мечети, когда кругом одни бедняки? Тогда он чуть не ползком добрался до Ардебиля. Недавно приходили оттуда знакомые. Рассказывали, что нищенствует во дворе мечети...
У Фридуна что-то сжалось в горле.
Открыв чемоданчик, он передал Кюльсум простенькие платьица и дешевые ситцы, привезенные для детей дяди Мусы.
Сопутствуемый благословениями бедной женщины, Фридун покинул деревню.