Хавер, не поднимая головы, слушала, глотая слезы.
Вдруг она почувствовала прикосновение чьей-то руки.
Азад, положив ей руку на плечо, шептал:
- Мама, животик болит.
Гюльназ подошла к Азаду.
- Бедный мальчик, видно, голоден, - проговорила она с глубокой жалостью и поцеловала его. - Наш Аяз тоже был в таком возрасте... - И Гюльназ, притянув к себе мальчика, ласково обняла его.
Мальчик выронил фотографическую карточку, которую все еще держал в руках. Хавер рассеянно подняла ее. Глаза ее встретились с задумчивыми глазами Керимхана.
- Вот что, сестрица! - проговорила она решительно. - Я хоть и не знаю, кто вы, но от души жалею вас. Я останусь в этой лачужке, умру с голоду, но себя не продам.
Лицо Гюльназ вдруг отразило сильное волнение. Она не сводила глаз с карточки в руке Хавер.
- Можно посмотреть? - дрожащим голосом спросила она и, как бы испугавшись, что ей откажут, добавила: - Очень прошу!
- Пожалуйста! - ничего не понимая, сказала Хавер и протянула ей карточку.
Гюльназ даже зашаталась. Потом, задыхаясь, спросила, указывая на Фридуна:
- Это ваш знакомый?
- Он мне брат. Нет, больше, чем брат! - ответила Хавер и, вдруг вспомнив что-то, вскрикнула: - Девушка, ты не Гюльназ?
- Да, Гюльназ.
- Ах, если бы ты знала, как много говорил о тебе Фридун! Как много хорошего говорил!
Спрятав лицо на груди Хавер, Гюльназ заплакала. Потом она сбивчиво рассказала о своей трагической жизни и закончила рассказ горячим призывом:
- Не иди с нами, Хавер, не иди, сестра моя! Эту госпожу прислала к тебе Гамарбану-ханум. Она обещала каждой из нас по десять туманов, если удастся уговорить тебя. Не иди, умоляю тебя! Там ад, из которого нет выхода, нет спасения!.. Не иди!..
- А ты оставайся со мной, - предложила Хавер, ласково гладя Гюльназ. Будем жить вместе. И вместе умрем, если придется...
- Мне нет спасения! - покачивала головой Гюльназ. - Я ей задолжала сто туманов. Пока не заплачу, никуда не могу уйти.
Толстая женщина, выйдя во двор, молча поглядывала через открытую дверь на то, что происходит в комнате. Наконец это ей надоело, и она крикнула Гюльназ:
- Хватит, девушка! Наговорилась. Идем!
Гюльназ, не обращая на нее внимания, снова привлекла к себе и расцеловала Азада. Потом она достала два тумана и протянула Хавер.
- На, возьми! Купи ему хлеба!
Хавер стала отказываться, но Гюльназ сунула деньги ей в ладонь.
- Ты обидишь меня. Бери, прошу!
От внезапно раздавшегося в дверях крика обе они вздрогнули и подняли головы: это была Гамарбану, которая незамеченной вошла в калитку.
- Ах ты, сука этакая! - кричала она. - Я тебе о чем приказывала говорить? Вот увидишь, как я с тобой разделаюсь!
Вытолкав Гюльназ на улицу, Гамарбану повернулась к Хавер.
- А ты погоди!.. Я все равно не отстану от тебя. Что бы ты ни делала, рано или поздно попадешь ко мне!
После этого случая Гамарбану вовсе перестала отпускать Гюльназ куда бы то ни было. Истязая и мучая девушку голодом, Гамарбану время от времени вновь принималась за уговоры. Она сулила ей нарядные платья, свободу, веселую беззаботную жизнь с одним только условием, чтобы та согласилась подняться наверх в салон и присоединиться к другим женщинам.
Но каждый раз Гюльназ с негодованием произносила:
- Нет!
И с новой силой разгоралась между ними борьба, борьба не на жизнь, а на смерть.
Гоар-ханум дала Сарии старый халат из серого миткаля и, посадив на веранде своего двухэтажного дома, высыпала перед ней кучу шерсти.
- Будешь работать здесь, - сказала она.
Сария рано утром уходила к Гоар-ханум, а вечером возвращалась на фабрику, где и спала в своей темной, сырой землянке. Нияз, которого почему-то невзлюбила хозяйка, весь день слонялся по фабричному двору.
Поздно вечером Сария находила мальчика, остававшегося весь день без присмотра, грязным, голодным, заплаканным. Ребенок таял на глазах. Но мать помнила, как в первый день, когда она взяла Нияза с собой, хозяйка, увидев, что мальчик смотрит в окно веранды, раздраженно бросила:
- Смотри, тетка, мальчишка может разбить стекло! - и тут же добавила повелительно: - Чтобы его здесь не было!
И Нияз больше не появлялся в хозяйском доме.
Сария прилагала все усилия, чтобы угодить хозяйке. Ведь все будущее ее сына зависело от того, насколько понравится Гоар ее работа. И она тщательно мыла шерсть и, разложив на солнце, заботливо сушила ее. Затем, не оставляя ни одного комка трепала, отчего шерсть становилась мягкой, как пух. И Гоар, придя вечером домой и проверив работу, говорила довольно:
- Аккуратно работаешь, тетка!
Ободренная похвалой, Сария стала еще усерднее. Она вынесла на двор и выбила ковры, подмела и почистила все углы в комнатах, которые были сильно запущены. Гоар даже поблагодарила Сарию:
- Весь дом у меня, как зеркало, заблестел.
Гоар вышла замуж поздно, когда ей было уже двадцать четыре года, и через пять лет овдовела. Муж ее, купец средней руки, все мечтал о ребенке, но Гоар не хотела иметь детей. После смерти мужа все его состояние, за неимением других наследников, досталось молодой вдове.
Овдовевшая Гоар привлекала внимание многих мужчин - одних своей красивой внешностью, других своим состоянием, но все предложения о браке неизменно отвергала. Наконец она встретилась с владельцем кустарной шелкомотальной и шелкоткацкой фабрики, который пригласил ее к себе в помощницы. Оказывая ей всяческое внимание, исполняя ее малейшие капризы, владелец фабрики наконец добился сближения с ней. Однако Гоар наотрез отказалась вступить с ним в законный брак. Она хорошо представляла себе всю тяжесть жизни с мужем, который имеет, кроме нее, еще жену и нескольких детей. Узаконив брак, она потеряла бы самостоятельность, которую очень высоко ценила, и вдобавок рисковала лишиться расположения мужа, как только он стал бы господином не только ее самой, но и всего ее имущества. А теперь она была его госпожой.
Сария не знала этих подробностей жизни своей хозяйки и не интересовалась ими. Она лишь добросовестно выполняла все ее поручения.
Однажды, придя из конторы, Гоар сказала Сарии:
- Иди скорей на фабрику! Что-то с мальчиком неладно. - И, разжалобившись, сунула ей пять туманов: - Возьми, пригодятся!
Спотыкаясь, Сария побежала к фабрике.
Первая, кого увидела запыхавшаяся Сария в своей землянке, была Фируза. Женщина сидела на земляном полу. Положив голову ей на колени, лежал Нияз. Рядом на корточках сидела смуглая Фатьма. Она поднялась при виде Сарии и уступила ей место. Упав на колени возле сына, Сария только и могла выговорить пересохшими губами:
- Что с тобой, дитя мое?
Мальчик поднял тяжелые веки, взглянул на мать мутными глазами. Та хотела поднять мальчика и прижать к груди, но Фируза остановила ее.
- Дай спокойно умереть ребенку! - сказала она и отвернулась.
После смерти Нияза Сария продолжала ходить в дом к Гоар, стягала одеяла, но пальцы ее двигались не с прежним проворством быстро утомлялось зрение. А за последнее время появился у нее надрывный кашель, который не давал ей покоя. После каждого приступа она, бессильно опустив руки и закрыв глаза, в течение нескольких минут оставалась без движения. Иногда она забивалась в дальний угол двора и там, дав волю своему горю, тихо причитая, плакала.
Когда одеяла были готовы, Гоар внимательно осмотрела их со всех сторон и в награду подарила старухе халат.
Но недолго прожила у нее Сария. Однажды Гоар увидела в окно, как она после припадка кашля выплюнула кровь. "Чахотка!" - пронеслось у нее в голове, и она немедленно отослала Сарию на фабрику. По просьбе Гоар хозяин приставил Сарию к женщинам, которые варили коконы.
Предприятие, на котором работала Сария, называлось фабрикой весьма условно. Это была обычная кустарная мастерская, каких много во всех иранских городах. Здесь примитивным способом варили коконы, мотали шелк, пряли, красили и ткали грубую шелковую материю, которая сбывалась в деревнях и среди неимущих слоев городского населения. За исключением цеховых мастеров, на фабрике сплошь были женщины. Труд их оплачивался значительно дешевле, чем мужской. Самовольно назначал им хозяин и продолжительность рабочего дня и размер заработной платы.