— Как твое имя? — спросил шурави — шом нома чист?
— Это не мой язык, проклятый неверный! — гордо ответил Али Мурад шурави (теперь он, почему-то был уверен, что перед ним шурави, но очень хорошо подготовленный шурави) — я не говорю на этом языке!
— И ты этим гордишься? — неверный легко перешел на язык самого Али Мурада, хотя по некоторым нюансам было понятно, что пушту для неверного не родной — скажи, разве стоит гордиться своим невежеством?
— На этом языке говорят коммунисты, продавшие веру отцов!
— Продавшие веру отцов… — неверный покачал головой — а ты что здесь делаешь, правоверный? Что делали твои люди? Защищали веру отцов?
Али Мурада в лагере предупреждали, среди шурави есть очень опасные люди. Раньше их не было — а теперь такие есть. Если они не хотят выглядеть как шурави — их не отличишь от афганца. Если они придут в мечеть — они встанут на намаз, и их не отличить от любого другого правоверного, но потом следом за шурави — оборотнями придет беда. Они могут даже прийти в джамаат — и ты не будешь знать о том, что рядом с тобой оборотни, пока в одну прекрасную ночь не получишь заточку в сердце. Они знают Коран и говорят об Аллахе очень убедительно — но нельзя верить ни одному их слову. Потому что они шурави, неверные, враги пуштунского народа и всех правоверных на земле.
Сейчас перед ним стоял как раз такой оборотень.
— Спроси об этом у моих людей — не принял игру Али Мурад
— Я спрашиваю об этом у тебя. Шейх, амер — всегда должен отвечать за то, что делают его люди, те, кого он ведет за собой. Если конечно он — мужчина.
Оказалось, что неверный знал и Пуштун-валлай, кодекс чести пуштунского народа. Теперь, отказываясь от разговора с неверным, Али Мурад признавал, что он не мужчина и навсегда терял свой намус[9].
— Мы пришли сюда как гости. Это вы напали на нас.
— Гости? — саркастически переспросил неверный — разве в вашей традиции, когда гости, придя в дом, насилуют и грабят? Что ты хотел сделать с муаллим-ханум[10]? Разве дело мужчине воевать с женщиной?
Али Мурад исподлобья посмотрел на странного шурави
— Чего ты хочешь, шурави? — спросил он
— Я? Я воюю с вами уже не первый год. Воюя с вами, я постарел, стал старым волосами[11]. Я хочу знать — почему вы не даете мне вернуться домой? Почему вы убиваете свой народ, который хочет мира? Почему?
Скворцов и в самом деле хотел это знать. Сейчас, после всего произошедшего, когда моджахеды получили тяжелый, почти смертельный удар, но все же не согнулись, не приняли руку мира — он просто хотел знать почему. Человек, который выжил на войне — непременно становится философом. И верующим человеком, пусть не на словах — но в душе.
— Потому что вы изнасиловали наш народ! — взорвался Али Мурад — вы сорвали с наших женщин паранджу и дали им права, равные правам мужчин! Потому что вы хотите, чтобы мы жили по вашим законам, а не по своим. Потому что вы берете детей, и учите их, и они становятся такими же, как вы, в их душах не страха перед Аллахом.
— Рафик командон[12], срочно на…
Али Мурад видел, что шурави отвлекся на слова неосмотрительно появившегося в комнате аскера, одного из людей шурави. И прыгнул — потому что подумал, что Аллах дает ему шанс покончить с этим опасным неверным — оборотнем. Но — промахнулся…
— Командир, есть цель! — бортстрелок как будто висел над бездной, и руки его удобно лежали на больших, рогатых, самодельных рукоятках КПВТ с оптической прицельной системой. Притормози, хочу заняться.
Вертолет завис над бездной в опасной близости от поросшего лесом горного склона…
Прицел в основе своей был взят от бронетранспортера, он не был стабилизирован, и видно в него было хреново — но все же видно. Чуть дрожащая шкала с прицельными рисками — для КПВТ и ненужная сейчас — для ПКТ. Вообще то этот вариант — с КПВТ — разрабатывался для Внутренних войск, но решили и его испытать в Афганистане.
В прицел было видно, как несколько муджахеддинов конвоируют одного… нет, двух тяжелогруженых ослов. Поклажа на ослах выглядела… как части китайской ракетной установки с несколькими ракетами.
Бортстрелок прикинул поправку и нажал кнопку электроспуска.
Очередь. Короткая, на три патрона — более длинными лучше не стрелять, есть опасность того, что это скажется на ресурсе вертолета. На испытаниях стреляли так же, как из БТР — по восемь, даже по десять враз, но на всякий случай длинные очереди запретили.
Доворот пулемета, немного, очень немного — и снова очередь. Еще — и еще одна…