Власть… Ну то, что в одной семье брат член Политбюро ЦК НДПА, а сестра — супруга одного из командиров «Пешаварской семерки» — это еще ладно. Проблема в том, что, начиная с ввода войск в семьдесят девятом, в афганских верхах поселилось глубокое недоверие и скрытная враждебность к шурави, которая была, сколько бы не проговаривали мантр о «Руси-афганистан дост»[21]. Двадцать пятого декабря семьдесят девятого года произошло следующее: русские убили афганцев. И все. Именно так это рассматривалось даже теми, кого мы привели к власти. Бабрак Кармаль, просыхая после очередного запоя, не раз говаривал членам Политбюро: Советы затеяли эту войну, пусть они и воюют. Афганские коммунисты стреляли поверх голов моджахедов, даже если те били точно в цель. Афганские коммунисты разбегались при приближении моджахедов, потому что зачем им воевать за интересы шурави. Ведь так?
Отдельная тема — местные жители. Когда шурави давали им листовки — они их брали, потому что тми очень удобно растапливать очаг. Когда шурави выступали — они внимательно слушали, потому что в каком-нибудь горном кишлаке развлечений мало — а тут, если щурави приехали рассказывать о «построении развитого социализма, преимущества которого неоспоримы» — тут тебе и бесплатный цирк с доставкой на дом. Когда шурави призывали молодых парней в армию, они зачастую шли. Потому что в армии бесплатно кормят и учат воевать, а как только ты отслужишь и домой придешь, можно наняться в банду (даже наниматься не надо, наниматели сами придут), тем более что обученным шурави бойцам платят в два, а если дефицитной военной специальности научили — то в три-четыре раза больше чем рядовым воинам Аллаха.
Коммунистов в Афганистане не было. Почти. В городах — были, немного, к восемьдесят седьмому восемьдесят восьмому количество коммунистов увеличилось. А вот в провинции жили, как жили предки, по принципу: дают — бери, бьют — беги. Но верили, прежде всего — своим.
Наджибулла? Доктор Наджиб? Обычный предатель, каких в Афганистане полно. Даже не предатель… нельзя предать самого себя, а Наджибулла был типичным афганцем. Семья, род, племя — и только потом все остальное.
И получалось, что всем, кроме Советского Союза и президента Пакистан Мухаммеда Зия уль-Хака — нужна была эта война. Вот такой вот странный союз… если бы у президента Пакистана хватило мудрости и мужества выйти на советское посольство, выйти лично, по любым каналам — может быть, и не получилось бы того, что получилось.
Но — увы. Снежный ком, пущенный с высокой горы в конце семидесятых разросся до невероятных размеров, и не приведи кому Аллах было оказаться на его пути.
Помимо президента, в совещании участвовали только наиболее верные и преданные люди, посвященные в самые сокровенные и щекотливые тайны пакистанского государство. Понятно, что присутствовал бывший руководитель ИСИ, ныне начальник генерального штаба пакистанской армии, генерал Ахтар Абдур Рахман Хан, бывший командующий двенадцатой горной дивизией, которой отводилась важная роль в плане захвата Афганистана. Третим был генерал Асиф Наваз, командующий пятым корпусом, которому предстояло наступать на Кабул, бывший командир прославленной седьмой пехотной, которая еще со времен британского колониального владычества называлась «золотая стрела». Последним был начальник генерального штаба пакистанской армии генерал Мирза Аслам Бег, тоже бывший командующий пешаварским корпусом, бывший командующий войсками спецназначения Пакистана, сам прошедший полный курс подготовки в Форт Беннинге и получивший зеленый берет.
Их было всего четверо, четверо наиболее влиятельных военачальников Пакистана на сегодняшний день, и больше им никто не требовался.
— Господа! — начал с неприятного президент — я хочу узнать, как обстоят дела с подготовкой к операции.