— А если выпустить? Принять на работу. Прекратить пить?
Полковник посмотрел на Генерального секретаря — и вдруг понял, что он не шутит. Совсем — не шутит.
— Товарищ Генеральный секретарь…
— Я уже говорил. Работает комиссия, действиям лиц, разгромившим министерство внутренних дел и сделавшим возможным такой рост преступных проявлений в советском обществе будет дана надлежащая оценка. Но если будет выявлено, что какие-то люди пострадали… скажем так не за дело, то наш долг, как коммунистов и просто как ответственных людей извиниться перед этими людьми и помочь им, как то компенсировать. И если кто-то был незаконно осужден или уволен, и пожелает восстановиться в МВД — мы, полагаю, не можем и не должны
Генеральный улыбнулся
— Тем более при той ситуации, какую вы нам обрисовали. А вы сами, Александр Иванович, готовы возглавить такую службу.
Гуров задумался. Он был служакой — но он был и увлеченным человеком, искреннее преданным своей профессии. Ни один художник, если он конечно настоящий художник, а не мазила, не откажется от предложения написать картину всей своей жизни, ту что он давно мечтал написать. Но он понимал и то с чем он столкнется, если примет предложение. Бешеное сопротивление на всех уровнях и лютая ненависть к выскочке. Его просто обязаны попытаться сожрать, хотя бы из зависти. Лепту в это внесут и бывшие сотрудники КГБ, переброшенные в МВД на оздоровление и сохранившие связи со своим бывшим ведомством. Партпризыв и чекистский призыв буквально убили МВД.
— При двух условиях, товарищ генеральный секретарь — набрался неслыханной наглости Гуров
— Какие же?
— Право подбирать кадры, в том числе те, которые кому-то не нравятся. И право доклада сюда по особо важным делам.
Генеральный секретарь, не раздумывая, протянул большую, крестьянскую ладонь через стол.
— Договорились.
Когда Воротников вывел своего гостя из кабинета — они должны были договориться кое-о-чем, на это направление Соломенцев отрядил именно Вороникова — Громыко и Соломенцев сидели какое-то время молча. Потом Соломенцев спросил
— Ну?
Громыко помедлил с ответом
— Безумие — наконец сказал он
— Почему?
— Ты знаешь правила.
Да, правила знали все, и знал и хорошо. Выжившие при Сталине — примитивно, физически выжившие, и даже избавившиеся наконец-то от карающей длани заключили негласное соглашение. Их можно было обвинять в этом — но обвинять мог только тот, кто не жил тога, кто жил — тот бы понял. Соглашение состояло в следующем — своих не трогать[50]. Точка. Если группа, попадая в которую ты становишься более-менее неприкосновенным. Есть группа, попадая в которую ты становишься неприкосновенным абсолютно. Что бы ты не натворил — завалил работу, проворовался, бросил семью и женился на своей секретарше — тебе помогут. Найдут место, если не удалось удержаться на своем, дадут где-то пересидеться. Прикроют, соврут. Они не помнили, как было тогда — слишком малы были. Но бюрократическую науку, преподанную теми, кто был до них — усвоили прекрасно.
— Мы их уже нарушили — сказал Громыко
— В чем?
— Ты знаешь.
Соломенцев внезапно психанул.
— Я кого-то убил?! Нет! Может, это ты кого-то убил?!
— Вы чего Михаил Сергеевич? — испугался Громыко
— Того! Он его убил — он и нас не пожалеет! Надо своих людей везде, нам обязанных, тогда пусть попробует… они ему… в глотку…
Соломенцев белел на глазах, потом начал медленно наваливаться на стол. Громыко вскочил, кинулся к двери в приемную
— Врача! Быстрее!
Час героев. Операция «Магистраль». Афганистан, аэродром Баграм
23 ноября 1987 года
Самое хреновое для солдата — это неизвестность. И мороз, конечно — но мороз это ладно, от мороза спасает палатка с поларисом[51] и старый добрый ватник, который намокает, промерзает — но хоть как-то спасает от стужи. А вот неизвестность…
Несмотря на то что Афганистан от Москвы ох как далеко — слухи дошли уже и досюда. С пришедшим вчера бортом летуны привезли газету Правда — а там — «после тяжелой и непродолжительной болезни». Сразу после этого офицерский состав на полдня собрался в большой палатке ПАБ-60, которая использовалась как штабная и — о чудо! — перед этим ничем не озадачил своих подчиненных. Расходились, судя по наблюдениям, мрачнее тучи, на вопросы личного состава кто отделался дежурным «сообщат» и «не терять бдительность, не распространять слухов, особенно среди афганских военнослужащих», а кто не мудрствуя лукаво послал по матушке. Зато к вечеру «родили» — к палаткам выгнали четыре БТР, установили посменное круглосуточное дежурство, личному составу было приказано иметь при себе в любое время дня и ночи как минимум один БК[52] боевыми. Вернувшийся из Кабула, куда он отлучался по делам, лейтенант Тищук рассказал, что дальше по дороге, где стоят лагерем (или табором, что ближе к истине) зеленые[53] — выставлен усиленный блок-пост с двумя танками Т-60, и танки эти — похоже караулят афганцев. От этого сообщения — а все моментально додумали что если зеленые взбунтуются, переметнутся на сторону духов — что тогда будет вообще и конкретно с ними — все еще больше приуныли.
50
Даже видя то, во что это все превратилось сейчас, автор не смеет осуждать тех, кто заключал это соглашение тогда. Потому что любому человеку хочется жить и это нормально. Общество, пережившее Сталина, прежним не станет уже никогда, и то что творится сейчас — это отголоски тех лет, я в этом уверен.
51
Поларис — самодельный отопительный прибор, в основе которого лежит использованная медицинская капельница из которой течет солярка по каплям.