Отрядили ходоков к замполиту. Замполит — если сравнивать его другими замполитами — был мужиком очень даже ничего, катехизисом сильно не надоедал, зачеты по марксистско-ленинской тории с периодичностью раз в месяц и с проверкой конспектов не требовал, солдатской пищей: перловкой с тушняком — не брезговал. Замполит, сидя в палатке на своей койке что-то быстро писал, увидев пришедших к нему ходоков он ни с того ни с сего сорвался, спустил на них всех собак и каждому персонально объяснил — куда ему идти и что делать.
От этого десантура 345-го полка, того самого 9-я рота которого в свое время брала дворец Амина, совсем приуныла. Поужинав чем Бог послал и выставив пост на входе в палатку — по своей инициативе, при таких раскладах лишним не будет — десантура уже приготовилась совершить команду «отбой». Был еще личный час — но кто-то, матерясь последними словами, приводил в порядок одежду, кто-то пытался на отсыревшем клочке бумаги писать письмо, а кто-то уже и на массу вовсю давил — когда полог откинулся, повинуясь решительной руке и в палатку, пригнувшись, вошел заместитель командира полка по боевой подготовке. Отчего-то недовольно посмотрел на пыхающий зловещим красным огнем поларис в углу — оно, конечно нельзя, да вот ничего другого то и нет.
— Добровольцы — шаг вперед! — сказал он.
— А куда добровольцы, тащ майор? — спросил кто-то.
— Куда-куда… Щас узнаешь…
Жидкой колонной их вывели за пределы утопающего в грязи городка — ноябрьский Афганистан вообще предельно мерзкое место — прямо к ангарам Баграма, где горели прожектора, и суетились люди. Все как и всегда делалось в последний момент — к Грачам подвешивали гроздья ФАБ-250, самых расходных во время этой кампании бомб, армейские заправщики питали самолеты керосином, а один промчался мимо них, едва не задавив и обдав брызгами грязи. Чуть в стороне, где посветлее у какого-то УАЗика-буханки стоял летный состав, прямо на поле получающий последний инструктаж. От всего этого — явно готовилась какая-то операция и готовилась в спешке — стало еще холоднее, еще мерзопакостнее.
— Стой, кто идет! — окликнули от затемненного ангара.
— Своих не узнаешь? — совершенно не по уставу ответил майор, добавив в конце матерное.
— Виноват, тащ майор.
— Открывай, давай.
Майор обернулся к десантникам.
— Помогайте, что встали?
Вместе открыли ворота какого то ангара — темного, освещаемого только рассеянным светом прожекторов с улицы. Майор чем-то щелкнул, потом еще раз.
— Подолян — где свет?
— Капитан Мухортов сказал — дырчик[54] накрылся, нету света, тащ майор!
— Твою мать… Та-ак… Слушай мою команду! Вон в том углу — мешки и парашюты. Все вытащить сюда, на свет — время пошло!
В углу пустого, холодного и темного ангара действительно были сложены мешки — какие-то полегче, а какие-то — в одиночку не утащишь, напитавшиеся водой, каждый — под сотню килограммов весом. Сначала таскали просто волоча по полу, потом после окрика майора начали таскать вдвоем, выкладывая их в две небольшие кучки на входе, где хоть что-то было видно. Мешков было довольно много, и таскать — запалились изрядно.
— Десантник, он и всадник и лошадь одновременно! — отпустил шутку Сашка по кличке хохол, фазан из Винницы.
— Работай, работай — крикнул кто-то из дедов — болтать все мастера!
Картина эта — деды, работающие рука об руку с фазанами и даже сынками для Советской армии была дикой, деды вообще не приспособлены для работы — но в триста сорок пятом полку ВДВ, в одном из немногих устав действительно соблюдался, не на время проверки, и не пока офицеры смотрят — а все время, двадцать четыре часа в сутки. Добился этого командир полка, гвардии подполковник Валерий Востротин очень просто — в один прекрасный день он выстроил полк на плацу, вызвал дедов и начал издеваться над ними, точно так же, как они издевались по ночам над молодыми, начиная от требования родить сигарету за три минуты и заканчивая «сушкой крокодилов». К тому времени Востротин был Героем Советского Союза, офицером на которого равнялись — и публичная экзекуция на плацу для дедов была настоящим шоком. Но свое действие она поимела — над молодыми по ночам больше не издевались, и если предстояла какая-то работа, то работать шли все.