Несколько минут спустя Сохар и Гарриг также покинули кофейню. Им было известно, в каком именно месте находилась шлюпка левантийца, а потому они предпочли, чтобы последний не сопровождал их; он мог быть замечен каким-нибудь запоздалым прохожим.
Было около девяти часов вечера. Сохар и его товарищ поднялись до форта и направились вдоль ограды, идущей по южной стороне. Как внутри, так и снаружи все казалось спокойным в борджи; малейший шум, конечно, легко мог быть уловлен при совершенно спокойном воздухе, в котором не ощущалось даже намека на дуновение ветерка. Вдобавок стояла полная тьма из-за нависших на небе неподвижных и тяжелых облаков.
Только у самого берега Сохар и Гарриг заметили некоторое оживление. Они повстречали здесь рыбаков; некоторые из них возвращались по домам с уловом, другие же направлялись к лодкам, намереваясь выбраться на середину залива. Там и сям, прорезывая окружающую тьму, показывались огоньки, свет от которых перекрещивался в различных направлениях. На расстоянии полукилометра возможно было заметить присутствие в заливе крейсера «Шанзи», благодаря сильным прожекторам его, выбрасывавшим на поверхность моря светящиеся полосы.
Оба туарега, избегая встреч с рыбаками, направились к сооружаемому в конце порта молу. Шлюпка левантинца была привязана у основания мола.
Как и условлено было заранее, Гарриг прежде всего лично удостоверился, там ли она, где была оставлена. В шлюпке под скамьями лежала пара весел, и оставалось, следовательно, только отчалить.
В то время когда Гарриг собирался уже отвязать лодку, Сохар схватил его за руку. Двое таможенных солдат, наблюдавших за этой частью берега, приближались в направлении к ним. Быть может, они знали владельца шлюпки и им могло показаться странным, что ею хотят воспользоваться какие-то люди. Безопаснее было не вызывать подозрений и вообще сохранить во всем деле возможно большую тайну. Несомненно, таможенная стража пожелала бы узнать намерения Сохара насчет не принадлежащей ему лодки, а так как при обоих туарегах не было никаких рыболовных снастей, то им и нельзя было бы назваться рыбаками.
Оба туарега вернулись назад и укрылись у основания мола, оставшись не замеченными стражей. Им пришлось пробыть там несколько более получаса, и легко представить себе, как велико было охватившее их нетерпение, когда выяснилось, что дозорные не спешат покинуть это место. Неужели они будут сторожить здесь до самого утра? Однако вскоре солдаты удалились.
Сохар продвинулся немного вперед и, как только таможенники скрылись в темноте, подозвал товарища, который тотчас же и присоединился к нему. Шлюпка была подтянута к самому берегу. Гарриг вошел в нее первый, за ним последовал Сохар. Весла были вдеты в уключины, и, тихо работая ими, шлюпку двинули вперед; она обогнула оконечность мыса и потянулась вдоль куртины, омываемой водами залива.
По прошествии четверти часа Гарриг и Сохар обогнули выступающий угол бастиона и остановились у выходного отверстия водостока, через который Хаджар намеревался бежать.
Предводитель туарегов был в то время один в камере, в которой он должен был провести эту последнюю ночь. Час тому назад сторож удалился, заперев за собой дверь, ведущую в тот небольшой дворик, куда выходила камера. Хаджар выжидал наступления минуты действия со всем чрезвычайным терпением араба, всегда покорного судьбе и столь превосходно владеющего собой во всяких обстоятельствах. Он услышал пушечный выстрел с «Шанзи». Он знал о предстоящем приходе крейсера, и ему было известно о решении отправить его отсюда на следующий же день, знал, что ему в таком случае уже не удастся никогда в жизни вернуться в край себха и шоттов, край Джерида! Но рядом с его мусульманским безропотным подчинением судьбе в нем жила надежда, что побег ему удастся. Он не сомневался в том, что будет на свободе. Но он не знал, удалось ли его друзьям достать лодку и поджидают ли они его около стены?
Прошел час. Несколько раз Хаджар выходил из своей камеры, подходил к отверстию водостока и прислушивался… Шум от трения шлюпки о куртину должен был явственно донестись до его слуха. Ничего, однако, не было слышно, и он снова возвращался на прежнее место, оставаясь там в полной неподвижности.
Иногда он подходил к дверям, ведущим в маленький дворик, прислушиваясь — не слышны ли шаги сторожа, и опасаясь, как бы не последовало распоряжения о немедленном переводе его на крейсер. Полная тишина царила во всем борджи, нарушаемая лишь в известное время шагами часового на площадке бастиона.
Полночь приближалась, однако, а с Гарригом было условлено, что он — Хаджар — должен уже полчаса тому назад находиться у отверстия водостока, предварительно выломав решетку в нем. Если к этому времени оказалась бы на месте шлюпка, он должен был тотчас же сесть в нее. В случае же отсутствия шлюпки он должен был выжидать ее прихода до рассвета. Тогда в случае неудачи он рискнул бы даже пуститься вплавь, хотя бы ему и угрожало быть отнесенным течением на середину Малого Сырта. Это было последнее средство в его распоряжении, чтобы избавиться от смертного приговора.
Удостоверившись, что никто не подходил к дворику, поправив на себе платье, чтобы оно плотнее облегало его, Хаджар втянулся в проход. Этот канал имел в длину приблизительно около тридцати футов; ширина же его была едва достаточна, чтобы мог пролезть среднего роста человек. Протискиваясь сквозь трубу, Хаджар оборвал одежду о ее стенки. С большим трудом удалось ему наконец добраться до решетки. Железные полосы слабо держались в камне, который крошился под руками. Достаточно было пяти-шести толчков, чтобы вынуть эту решетку. Хаджар отвел ее к стене водостока, и проход открылся. Теперь ему оставалось лишь проползти метра два, чтобы добраться до выходного отверстия; это и оказалось самым трудным, потому что труба постепенно сужалась по направлению к наружному отверстию. Хаджару, однако, удалось благополучно совершить это. Когда он очутился снаружи, до слуха его долетели слова: