— В Йемене?
— В Южном — генерал-майор Крупницкий, давно там сидит.
— В Северном?
— Генерал Зайцев.
— В Сирии?
— Лучше всего Яшкин Григорий Палыч, он был там во время израильского вторжения, тоже с половиной генералитета за руку знаком, а со второй — взасос.
— Вот и хорошо. Привлекай всех, только секретность соблюдая с большой буквы С. Болтунов развелось много — голос министра построжал — боевая задача такова: продумать варианты активных действий Советской армии и дружественных ей стран с целью ликвидации американского влияния в зоне Персидского залива и установления в неконтролируемых нами странах режимов если и не просоветских, то по крайней мере помнящих что СССР есть и бандитов своих в Афганистан не посылающих! Отдельно продумать вариант с оккупацией, по меньшей мере временной Ирана, частично или полностью. Все — до дивизии, до танка, до самолета. Отдельно — возможные меры противодействия американцев и наши ответные ходы.
Министр помолчал, потом продолжил.
— Афгана наелись, американцы пустили нам кровь. Чужими руками. Если мы пустим кровь американцам, и тоже чужими руками — будет идеально.
Советник пошевелился на стуле.
— Основные противники?
— ОАЭ, Саудовская Аравия, Оман, Иран.
— Израиль?
— Нет. И без Израиля головной боли хватает. Пока мы Израиль кусаем…
Министр снова помолчал, подбирая слова
— В общем и целом — думаю, Израиль в нашем раскладе в сторонке постоит и нам еще в ладоши похлопает. Задача ясна, Николай Васильевич?
— Так точно. Разрешите исполнять?
Министр хлопнул себя по карману, потом прошел к стене, открыл фальшпанель, пошерудил ключом в бронированной дверце…
— Надо же… Честный человек мой предшественник оказался, не выпил чужое.
И с победоносным видом громко хлопнул на стол бутылку пятизвездочного армянского…
* Совершенно секретно. Так выражались сотрудник КГБ, потому что по правилам секретного делопроизводства номера приказов "сов. секретно" начинались с двух нулей.
** старые деньги временного правительства при Керенском
*** Фикрет Ахмедович Табеев, бывший первый секретарь в Татарстане, назначен послом в Афганистан. Какой из первого секретаря обкома посол — сами понимаете…
**** Б52
***** Это и в самом деле было. Дети перед атакой бросались на минные поля и разминировали их. Потом бросались взрослые — иранцы, словно обезумев, атаковали людскими волнами. Иракцы ставили на прямую наводку тяжелые гаубицы, даже восьмидюймовки — и после каждой атаки приходилось менять ствол.
Москва, Кремль
28 ноября 1987 года
Хозяева меняются — власть остается…
Хоть и сменились хозяева в цитадели власти, хоть и отзвучал на Красной площади траурный оркестр, и на буксируемом БРДМ лафете на кладбище вывезли очередного генерального секретаря — что-то часто они у нас стали, хоть выборы как в США устраивай… — а жизнь продолжалась. Все так же бой часов на Иване Великом извещал о наступлении полудня, и все также у Мавзолея на посту N 1 сменялся караул. Внутри же Кремля текла обычная политическая жизнь империи, недоступная и загадочная…
Генерал-майор государственной безопасности, член Политбюро ЦК КПСС, исполняющий обязанности Председателя Президиума Верховного Совета СССР Гейдар Алиевич Алиев ехал в Кремль…
Черный правительственный ЗИЛ в сопровождении машины охраны еще не выехал на площадь, еще неслись, смазанные скоростью дома — а Гейдар Алиев уже думал, что скажет в Кремле. Как разыграет партию…
Шахматную, конечно, с ЦК КПСС он разыгрывать, конечно же не собирался. Он просто хотел стать ее генеральным секретарем.
А вы как думали? Это — Восток. На Востоке никто и никогда не примет своего подчиненного положения и все будут пробиваться на самый верх. Восточный человек никогда не откажется от мысли стать первым — если он уже не первый. А как только он станет первым — попробуй сними его.
Но для этого — много еще надо сделать. Нужно переориентировать внимание всех — ЦК, МИДа, армии — на Восток. Тогда — вопрос этот решится сам по себе. Автоматически так сказать. Ну а пока — надо подбирать кадры. Хорошо подбирать…
Пожилой, седой, благообразного вида старик с тонкими длинными пальцами пианиста и густыми седым бровями на типично кавказском, в резкими чертами и орлиным носом лице спокойно и уверенно, опираясь на дорогую палку из черного дерева вошел в номер одного из санаториев ЦК КПСС под Москвой, расположенный на последнем этаже. Весь этаж уже перекрыли. Посмотрел на ожидающего его в кресле человека, старик мрачно усмехнулся и без приглашения уселся в кресло, отставив чуть в сторону давно поврежденную ногу.
Они просто сидели и смотрели друг на друга. Не два человека — два волка-оборотня, равные по силе и давно заложившие свои души. Один родился в Нахичевани, в семье железнодорожного рабочего, и всю жизнь пробивался наверх сам, грыз зубами, рвал — но пробивался. Второй родился в семье шайха, потомка правителей этой земли еще до прихода русских и советской власти и стал судьей Верховного суда республики. Председателем Верховного суда Азербайджана был другой человек — но все знали, народ знал, что как сказал Ахмад-кади, так оно и будет. Он был судьей азербайджанского народа не по назначению, а по праву и только он хозяин этого номера и гость знали, что было в прошлом между ними. В лифте, в доме, где жили Алиевы — охраняемом днем и ночью! — нашли мощное взрывное устройство — только чудом председатель КГБ Азербайджана тогда избежал смерти. Второй раз его пытались достать прямо перед назначением в Москву — двоих залетных взяли до того как они вышли на цель, совершенно случайно. Знал и гость этого номера — тайну гибели министра внутренних дел Азербайджана, своего давнего и верного человека. Несмотря на то что Алиев знал Ахмада-кади — он так и не посмел тронуть его лично, потому что знал: за такое не простит народ, а это страшнее, чем разнос в Политбюро. Отца Ахмада-кади расстреляли вместе с Мир-Джафар Багировым, и он помнил это…
Наверное — и последняя опала не обошлась без светлоглазого азербайджанского кади. Горбачев никогда не бросался на своих врагов один, он никогда не рисковал — он всегда любил, когда набрасывались сворой, он же — нападал последним. А то и вовсе — возвышался над схваткой этаким судьей.
И те документы Горбачу Ахмад-кади передал, наверняка…
И как держится…
Они просто сидели и смотрели друг на друга, и воздух в комнате сгустился до невозможности, так сгустился, что стало трудно дышать, и хоть была зима — но казалось что в воздухе звенит на невыносимо высокой ноте неизвестно откуда взявшийся к зиме комар…
— Саламын хардадир*, Ахмад-кади? — наконец спросил старика Алиев, глядя ему в глаза — или ты забыл слова приветствия.
— Салам алейкум, Гейдарь-мюдюрь**… — отозвался старик чистым, негромким голосом, типично судейским, немного нудным и учительским, привычным к зачитыванию длинных приговоров — разве ты забыл, что по нашим обычаям первым должен произнести приветствие младший, а потом уже и старший? Или ты так постарел в Москве, что стал старше меня?
— Мои годы летят не быстрее твоих, Ахмад-кади, но ты мой гость…
— Гость? — перебил старик — это радует. Есть надежда выйти отсюда живым, если ты не забыл наши традиции. Или ты подождешь, пока я выйду из этого дома и лишь потом прикажешь свои нукерам выстрелить мне в спину?
Алиев принужденно рассмеялся
— К чему вспоминать старое Ахмад-кади? Злобная бумага в моем положении может причинить куда больше вреда, чем злобный человек. А вы ас в бумагах.
— Что ты хочешь, Гейдар? — в лоб спросил судья — я старый человек, и нить моего терпения, раньше надежно державшая на поводке мой гнев, сильно истончилась. Если ты позвал меня сюда не для того, чтобы расправиться со своим старым врагом — для чего ты меня позвал?
— Я хочу, чтобы ты возглавил разведку, Ахмад-кади — сказал Алиев обыденным тоном, будто предлагал собеседнику стакан чая.
Русский человек на это рассмеялся бы или изумился — но на то он и русский. Азербайджанский кади, много его повидавший на своем веку, не один десяток человек отправивший в расстрельную камеру Баиловской тюрьмы не повел даже глазом.