– Почему? – произнес он и тут же застонал, когда Вартлоккур раздвинул края раны на спине.
– Тебе придется некоторое время побыть в горизонтальном положении. Вачелу понадобятся мили нитей, чтобы заштопать такую дыру. Порез до костей. И бок тоже.
– Но почему? Будь все проклято! Ведь он же был моим другом.
– Может быть, потому, что у него есть сын. – Чародей осматривал его раны без всякой нежности. – У меня тоже был сын…
– Проклятие! Ты что, выворачиваешь меня наизнанку?
– … но думаю, что он умер в том темном проулке в Тройесе. Снова проклятие Голманов. Если бы не Этриан, то его отец здесь бы не лежал.
В спальню вбежал Вачел. Он проверил у Насмешника пульс, порылся в своей сумке и, достав оттуда пузырек, заткнутый комком шерсти, сказал Хаакену:
– Подержи это у него под носом. – После этого он повернулся к Браги и распорядился: – Принесите горячей воды. – Нажав в нескольких местах и внимательно осмотрев раны, Вачел продолжил: – С вами все будет в порядке. Несколько стежков, несколько недель в постели. Однако, маршал, некоторое время вам будет больно.
– А как с Насмешником?
– Перелом шеи. Но он все еще жив. Думаю, что было бы лучше, если бы он умер.
– Почему?
– Помочь ему я не в силах. Никто не может сделать этого. Я могу всего лишь поддерживать его существование.
Пока Вачел обмывал, зашивал и перевязывал Браги, Вартлоккур еще раз внимательно осмотрел Насмешника. Закончив осмотр, он произнес:
– Разум к нему не вернется, и он обречен на растительный образ жизни. Да и в таком состоянии его долго не продержать. Вы не сможете кормить его, не разрезав спинной мозг. – Голос выдавал печаль и отчаяние чародея.
Вачел все же осмотрел Насмешника еще раз и ничего не смог добавить к диагнозу Вартлоккура, не говоря уж о том, чтобы оспорить его.
Браги, врач и Хаакен обменялись взглядами.
– Для него будет легче, если мы его прикончим, – произнес чародей. Его глаза увлажнились, а голос дрожал.
Мысли Рагнарсона путались, в голову лезли какие-то немыслимые идеи…
Насмешник дернулся, и из его горла послышались душераздирающие жуткие звуки. Вачел намочил лечебной жидкостью еще один шерстяной шарик и склонился над страдальцем.
Все остальные взглянули друг на друга.
– Проклятие! Я сделаю это, – прорычал Хаакен, вытаскивая кинжал. На него было страшно смотреть.
– Нет! – выкрикнул Вартлоккур. Его вид мог привести в трепет даже василиска.
– Я – врач, – сказал Вачел.
– Нет, – продолжил чародей более спокойным тоном. – Он – мой сын. И пусть это будет на моей совести.
– Ни в коем случае, – возразил Рагнарсон. – Ты не можешь сделать этого. Вспомни о Непанте и Этриане. Я совершу это, – выдавил он с трудом. – Пусть она ненавидит меня… Кроме того, она больше прислушается к голосу разума, если это буду я… Доктор, у вас найдется что-нибудь, действующее быстро и безболезненно?
– Нет, – повторил Вартлоккур.
– Следует ли это сделать? – спросил Браги, обводя взглядом лица всех присутствующих.
Хаакен пожал плечами. Вачел неохотно выразил согласие. Вартлоккур вначале кивнул, затем отрицательно покачал головой, а затем пожал плечами.
– А вы, – прорычал Рагнарсон, обращаясь к солдатам, – вы, если цените свою жизнь, крепко запомните: когда вы пришли сюда, он уже был мертв. Ясно?
Он со стоном стал на колени рядом с Насмешником. Раны болели все сильнее и сильнее.
– Доктор, дайте мне что-нибудь.
Вачел неохотно вытащил из своей сумки еще один пузырек, но, не удовлетворившись им, продолжил поиски.
– Поторопись, лекарь! Мне еще надо поучаствовать в битве, а я вот-вот начну терять терпение.
– Ни в каких битвах вы пару недель участвовать не будете, – спокойно произнес Вачел, извлекая из сумки пинцет. – Положите один кристалл ему на язык. Он подействует через две минуты.
– Я буду присутствовать на этом сражении. Если кто-нибудь согласится донести меня. Мне надо нанести ответный удар, или я сойду с ума.
Лишь с третьей попытки он сумел захватить пинцетом крошечный голубой кристалл.
Рагнарсон смотрел с противоположного берега Шпее на Норбери. По его щекам все еще катились слезы. Он едва не убил себя, прошагав пешком весь путь. Раны болели просто ужасно. А ведь Вачел его предупреждал. Доктора надо было послушаться. Он посмотрел на небо. Не исключено, что будет дождь.
Браги еще раз внимательно изучил Норбери. Это был город-призрак. Все его обитатели успели бежать.
Он с нетерпением ждал доклада разведчиков. Марена Димура рассыпались по обоим берегам Линна.
Рагнарсон уже в который раз принялся разглядывать мост. Это было массивное каменное сооружение, по ширине способное пропустить лишь одну повозку, запряженную быками. Весьма симпатичная теснина.
За его спиной негромко переговаривались лучники и пехотинцы. Хаакен и Рескирд сновали среди воинов, заставляя их говорить еще тише. Чуть выше по Шпее личная конная гвардия королевы во главе с Ярлом ждала момента, чтобы форсировать реку и ударить по врагу с тыла.
Если враг появится, конечно.
Видимо, не сегодня, подумал Рагнарсон, когда солнце нырнуло за холмы Моршела.
– Рагнар, передай командирам, что их люди могут разбивать лагерь.
Он еще стоял на том же месте, когда поднялась луна, проливая бледный свет через разрывы облаков. Было почти полнолуние. Браги стоял, опершись на копье, напоминая собой легендарного воина, оберегающего лесную тропу.
К нему подошли Требилкок, Дантис и полковник Лиакопулос. Ни один из них не произнес ни слова. Они понимали, что сейчас не время отрывать маршала от размышлений.
Он же предавался воспоминаниям о Насмешнике и Гаруне. Они, если не считать Хаакена и Рескирда, были его самыми старыми друзьями. И отношения его с тролледингцами были совсем иными. Хаакен и Рескирд были спокойной и надежной опорой. Незаметные, ненавязчивые, они всегда оказывались рядом, когда возникала потребность. В Насмешнике и бин Юсифе было больше жизни, больше страсти, но гораздо меньше надежности, чем в первых двух.
Браги припоминал приключения тех времен, когда они были молоды и не испытывали сомнений в своем бессмертии.
Тогда они были счастливее, чем сейчас, решил он. Никому ничем не обязанные, они могли отправляться куда глаза глядят и делать все, что заблагорассудится. Даже Гарун не слишком напирал на свою роль короля в изгнании.
– Кто-то приближается, – прошептал Требилкок.
В темноте по пустой полосе между поселением и рекой проскользнул человек и прыгнул в воду.
– Помоги ему, Майкл.
Требилкок скоро появился в сопровождении Марена Димура.
– Он идет. Всадник Пустыни. Тысячи. Много тысяч. Подковы завернуты тряпками. Вот так.
– Майкл, Арал, полковник, известите всех немедленно. Загасить костры. Все на исходные позиции. Но чтобы тихо! – Обращаясь к разведчику, он спросил: – Насколько далеко?
– Три мили. Сейчас, может быть, две. Идут медленно. Дозоров не высылают, чтобы себя не выдать.
– Хм-м…
Этот Бадаламен действительно хитроумный тип. Он вновь поднял взгляд к небу. Разрывы в облаках расширились – для лучников света будет достаточно.
– Рагнар, беги к Ярлу и передай, чтобы он начал движение уже сейчас.
Перед Арингом стояла очень нелегкая задача. Лошади очень неохотно вступают в сражение ночью.
Едва войска успели занять исходные позиции, как в городе на противоположном берегу зашевелились какие-то тени. Всадники Эль Мюрида шли пешком, ведя своих лошадей под уздцы. Скоро они должны были столпиться на мосту.
Маневр Бадаламена произвел на Рагнарсона сильное впечатление. Прирожденный воин, видимо, рассчитывал захватить Форгреберг еще до рассвета.
Примерно сотня вступила на мост. Рагнарсон считал, что сотни три переправятся по мосту выше по реке. Сотен пять примерно все еще оставались на южном берегу.
– Время!
Стрелы со змеиным шипением пронзили воздух. Две тысячи лучников вели стрельбу с максимально возможной частотой.
Толпа на мосту забурлила. Заржали лошади. Послышались проклятия людей. Раздались стоны, крики и недоуменные вопросы. Через несколько мгновений полегла примерно половина наступающих. А через четверть минуты те, кто выжил, мчались в город, смешивая ряды товарищей по оружию, которые все еще были на подходе к мосту.