— Вы-таки можете конечно улыбаться, но как проживать, здесь не имея этой как вы сказали наживы. Нет, я конечно понимаю, что вы как благородные воины можете и так свести концы с концами кушая лишь тушенку. Но я, как старый и больной человек этого не могу…
Договорить он не успел, Настя кивнула своим солдатам и попытавшегося возмущенно завопить человека в шляпе, уволокли в камеру.
Вечером, после ужина, спешно уйдя из своего жилого блока. Танька звездень теперь уже базовская, утащив мужа в спальню, горланила оттуда на разные интонации. Вот ведь манда голосистая, солистка больших и малых оперных театров кто это концерт выдержит. Ну да, сбежала по тихой, не стала хлопать дверьми выламывая косяк и опрокидывать мебель, как не бесяче, но нужно иметь совесть, подруге тоже хочется тепла и ласки. Как есть, в розовом, махровом халате на голое тело, расположившись за своим рабочим столом, сама непривычно для себя, женщина принялась без нервов прочитывать донесения и отчеты по деятельности базы. Ее отвлек легкий стук в дверь. Вошедший с белой, литровой эмалированной кружкой в руках после разрешения Седой, подсев к столу, просипел.
— Вот пахан, чифирнуть на ночь зашел да побазарить между делом, тет на тет, по-семейному.
Настя, аккуратно сдвинув в сторону бумаги, освободила столешницу, вот вам и продвинутая в электронном плане инопланетная цивилизация, ушедшая вперед семимильными шагами в развитии. Седой, плотно обхватив кружку расписанными наколками руками, вскипятил за несколько секунд в ней воду и высыпав в нее пачку чая, довольно причмокнул.
— Не чифирь, а сказка будет, гвозди растворит.
Затем, немного помолчав и явно собравшись с мыслями, он продолжил.
— Я тему двинуть пахан хочу. В общем эти, что пришли сегодня. Я так шарю мы им нужны лишь до первой развилки. А потом все, не сошлись характерами, конечная остановка граждане. Этот главный их, Пророк, который сегодня тебя только что не облизал какая ты вся великая и умная. А сам голосом по ушам прогоняет, явно дар у него какой-то под это дело заточен, чтобы все вокруг на него как на икону зенки пялии. В общем я так рисую тему за жизнь, валить все одно этих со стабов надо, пока есть с кем. А то самим пока не по силам. Вот только потом, в натуре, нужно думать, как от этой кодлы откреститься.
К этому времени чифирь был готов и мужчина, осторожно перелил его в еще одну эмалированную белую кружку поменьше. Настя, сделав три небольших глоточка, дико вяжущего рот напитка, протянула емкость назад Седому, задумчиво глядя перед собой.
— Не, в натуре мать, можешь мне башку снять за такой базар. Но я за свою кодлу душу рву. Потому как мы семья. Может и не все в тему по жизни нарисовалось, но за своих я готов на все, без базара. А эти пассажиры нас под вышак подведут и глазом не моргнут. Идейные мля, дяденьки. Привыкли с верху за ниточки всех дергать, кукловоды. Мнят поди себя уже не меньше богов ваших.
Настя, наконец улыбнувшись, взяла из рук Седого кружку, снова сделала оттуда три глоточка вяжущей до не могу жижи, после, выбрав из стопки исписанный лист бумаги, проговорила.
— Где-то у нас по отчету хозяйственников, полторы тонны взрывчатки на складе лежало.
Новый стук в массивную дверь и входит Чех, весь на взводе с горящими негодованием глазами. Остановившись посередине кабинета он, немного засмущавшись своего напора, спешно заговорил, выплескивая на всех свою проблему.
— Нет, как мне свою семейную жизнь делать нормально. Я нюх труба этот мир топтал и его шайтанов. Сейчас с Илонной обсуждали как будем жить, счастье делать вместе. Настя ты мой мама и отец сразу, как мне быть, представь себе эта женщина говорит, что нужно делать семейный бюджет. Слово то какое депутатское, хоть плюй на пол слюнями мокрыми. В общем она такая сказала, что в этот бюджет надо поровну денег положить что бы значит равноправие в семье было. Это что получается, я, мужчина, на деньги жены буду жить. Зачем она мне такой позор делает словно совсем не уважает, у меня аж душа ножом порезался после ее слов.
Настя, пальцем поманила к себе горящего негодованием Чеха и оттого сильно сбивающегося на акцент. Едва тот подошел, женщина, вытащила его ремень из штанов камуфляжа и протянула его хозяину.
— На, бить строго по заднице. Если не дойдет кто в доме хозяин, повторить. Иди, дите ты мое великовозрастное. Илонну потом ко мне отправь, сама с ней поговорю.
Глава 23
Смотря на расслабленно лежащего Академика, Настя, слегка смущенно улыбнулась, сжимая свои плечи вовнутрь что бы казаться меньше. Переведя взгляд на перебуробленную постель, тяжело вздохнула, Танька коза, скакала как по горной тропе вон и одеяло на полу валяется. А как она, увлекшись, где что немного разорвет, отпустив свои чувства так сразу вопли возмущения чуть ли не на весь бункер.
— Устал. Это хорошо, дома нужно уставать. Ты лежи, лежи, я поговорить зашла пока Татьяна в ванной плещется. Эти, что из храма, сейчас с нами готовятся стабовских воевать. Вот только думается мне что им этой победы мало будет. Они потом нас снова за ниточки дергать начнут не дадут жить нормально, самим. Им Мирный назад будет нужен, а добывать его будем мы, своей кровью да кровью тех, кто нам безоговорочно доверяет. Ну а после, когда у нас за душой не будет солдатиков мы станем не нужны нас просто сотрут. Ну или как Василий, когтем фигурки с шахматной доски смахивает в сторону так и полетим в пропасть. Им самостоятельные люди в своей среде не нужны они для них опасны.
Лежащий на широченной кровати, Академик, слушая Настю, менялся в лице. В конце сказанного, его глаза превратились в звериные и он бросился на женщину. Ухватив ее за горло, он придавит ту к стене, зарычав ей в лицо.
— Ты на кого пасть раззявила. На хранителей веры. В политику играть захотелось. Железной леди себя возомнила? Да я тебя за такие выходки на части разорву.
Настя, прижатая спиной к стене, вцепившись в запястье мужа, просунула в его кисть большой палец, приослабила хватку и захватив того за шею, накрепко притянула к себе, лишая подвижности и возможности вырвать себе трахею.
— Это они-то, хранители веры? Да они за этот пресловутых храм вцепились и талдычат свое. А сами то что, сами все порастеряли у них кроме Комиссара то, толкового человека и никого нету. А знаешь почему, потому что Пророк боится, как бы его не подсидели на месте хлебном. Мы с тобой у них на побегушках собачками ручными скачем. Сбегай туда, убей того, принеси на блюдечке это. Что они без нас, любимый, пустое место. Да чем они от тех же рейдеров что режут на ритуалах то отличаются? Ну знают немного больше, да и то не все, ну дары поразвитее чем у стабовских. Ты думаешь ЕЙ, есть дело до этого храма не смеши меня она была во мне. Да ей кроме душ людских ничего не нужно она не человек ясно тебе.
Начав наливаться яростью, Настя, не контролируя себя, рывком развернула мужа, и теперь сама, придавила того к стене, навалившись всей своей массой и выкрикивая ему слова в лицо.
— Сказать тебе кому мы служим? Что замолчал, боишься услышать, значит догадываешься. Ей местные роднее чем мы, а вот души получить она через них не может, ума то у них нету. Вот-вот, вижу по глазам что догадывался, а я, знаю наверняка мы были единым целым. А Пророк, думаешь не знает, все он знает, он дяденька умный. Так же знает он что рано или поздно мы взбрыкнем, захочем на свободу.
Внезапно Настя разжала хватку, отпуская Академика и сделав пару шагов назад рухнула на колени, зарыдав навзрыд, растирая бегущие ручьем слезы по вмиг раскисшему лицу.
— Меня не жало, я страшная стала как крокодил. Не нужна тебе я такая, понимаю, так Татьяну хоть пожалей. О ней подумай нас не станет ей нормальной жизни не видать. Мы же семья все вместе, а эти то кто, потребители. Попользуются и в помойку выбросят.
Ревела сидящая на полу Настя, в съехавшем наполовину халате, с лысой головой и распухшим от слез лицом. Академик, глядя на эту картину, растерялся. Вот только был гнев, спор, неправота Насти и все в миг улетучилось. Подсев к жене, он попытался успокоить ее, обнять, прижать к себе словно маленькую, беспомощную девочку.
— Настенька, ну, успокойся. Ну что ты дуреха, разве я вас променяю на кого-то. Вы же для меня все в этой жизни. Ну, не плачь. Права ты вот только как расстаться с Пророком я не знаю. Ну, не плачь, ты у меня самая. Я тебя так люблю что порой сердце замирает. А когда долго не вижу то сниться начинаешь. Ох и ругаешься ты в тех снах. Солнышко ты мое ненаглядное…