Куратору, наверное, поплохело от такого шоу. Наконец, со сто третьей попытки, китайские нападающие дошли до вратарской. Наша защита кружила вокруг, поднимая пыль, но не атаковала соперников, боясь спугнуть кривоногих. Удар. Штанга! Мяч отпрыгивает на линию вратарской площади.
Да… Нашему воротчику не позавидуешь. Он медленно, как в хорошем стриптизе, делает движение телом. И, зависая в воздухе, как аэро-Джордан, летним облачком плывёт по воздуху к мячу. Тут какой-то мелкий китайский живчик сподобился таки нанести удар с пяти метров. Гол! Стадион ликует, празднуя первый забитый мяч своей революционной сборной.
После матча нас отвезли в ресторан «Кванджюд» поесть пекинской утки. Бог мой, жэ нэ манж па сис жур (коверкаю я французский). Вкусно, но мало. Прогулялись к Храму Солнца. Экскурсовод сказал, что в Пекине есть ещё храмы Луны, Неба и Земли. Так Китай управляет космосом.
Это он, что? Типа шутит так? Или в Поднебесной и вправду считают, что они — центр Вселенной?
В гостевом доме снова наблюдаем за отточенностью движений чайной церемонии и ждём машину, что повезёт нас на «высокий» ужин. Васечка в очередной раз повторят записанные китайские слова и фразы. Дуболом. Я ему уже объяснил, чтобы не вставлял эти словечки и фразы в разговор. Они, как например наше «Ну, да, конечно.», могут иметь, в зависимости от произнесения, смысл противоположный сказанному…
Приехали заранее. Нас с Колобком встречал Ли Пэн и приёмная дочь Чжоу Эньлая — Сунь Вэйши. Помню, где-то читал, что в годы «культурной революции» на Чжоу Эньлая были гонения, а одну из его дочерей, возможно её, забили в тюрьме до смерти за отказ оговорить приёмного отца. Сунь Вэйши закончила Московский институт востоковедения и работала одним из переводчиков Мао Цзедуна, а также режиссёром в местном театре.
Заходим в гостинную. На одной стене картины-портреты Мао, Ленина, Сталина, на другой — фотографии. Вот Чжоу Эньлай в Москве подписывает советско-китайский договор, а за спиной у него два великих вождя. Вот он молодой на коне в офицерской форме на фоне проходящих бойцов.
— Это двадцать пятый год. Второй восточный поход. Где-то под Гуаньчжоу. Отец тогда отличился вместе с советскими советниками в бою под Даньшуем. Наш тогдашний главнокомандующий Чан Кайши побежал с поля боя бросив свои войска, а отец с Михаилом Дратвиным, что сейчас стал генералом, прикрывал отход дивизии из пулемёта. Отца после боя сделали генералом. — рассказывает мне по-русски невысокая улыбчивая девушка.
— А вот и я с родителями… — она запинается, показав на фото, и после паузы продолжает, — Это нынешние родители. Мои настоящие родители погибли.
— А я с семнадцати лет в партии… — продолжает дочь главы Правительства Китая, — Три года, после возвращения из Москвы, я по заданию партии раздавала в освобождённых районах крестьянам землю, казнила врагов. Теперь вот буду по московской специальности — режиссёром. Хочу снять фильм про подвиг наших китайских добровольцев при освобождении братской Кореи. Только мне без опыта вряд ли снять дадут. Вроде, как известный кинорежиссёр Фэй Му из Гонконга согласился снимать. И деньги уже выделили на сценарий. Меня тоже в помощники записали…
У входа в дом послышались голоса. Со второго этажа спустилась жена Чжоу Эньлая встречать гостей. Мы с Ли Пэном и Сунь Вэйши стояли позади, и кланялись, когда заходили очередные гости. Прибыло человек десять. Из послезнания я помнил только Дэн Сяопина, который в будущем свернёт Китай на рыночные рельсы.
Глава 13
«Если говорить о нашем желании, то мы не хотим воевать ни одного дня… Однако, если обстоятельства вынудят нас воевать, мы в состоянии вести войну до конца.»
Из беседы Мао Цзедуна с американской журналисткой Анной Луизой Стронг в 1946 году.
За обедом рядом со мной должен был сесть Ли Пэн, но сестра что-то ему цыкнула, и уселась рядом. Поначалу Сунь Вэйши молчала. Вероятно, боялась спугнуть кавалера. То есть, меня.
Если она на учёбу в Москву до войны приехала, то ей где-то под тридцатник. Ну, что ж на меня то так «старушек» тянет. На Колобка не тянет, а на меня, пожалуйста…
Я, от делать нечего, включил «нимбы» у присутствующих, но, небесный переводчик вероятно слабо знал китайский, поэтому русские буквы появились не сразу.
Молодёжь сидела в конце длинного стола. А во главе же восседал хозяин — Чжоу Эньлай, с почти настиным подпольщицким прозвищем «Номер пять». Рядом была жена, по другую руку — бывший лидер партии Ло Фу. Этот человек, по словам заинтересованной во мне соседки, был Генеральным секретарём Коммунистической партии Китая до Мао Цзедуна. Сейчас он что-то возбуждённо говорил хозяину и гостям.