Наверное, это неизбежная закономерность что у Виктории случился нервный срыв. Женщина по наблюдениям Татьяны все время пребывания в этом убежище была ничем не занята. Она только обреченно сидела на своей, заботливо сооруженной Седым подстилке и смотрела перед собой в одну точку. Явно тяжело переживая все случившееся с ней, раз за разом прогоняя эти события в душе и ища только ей нужный ответ за все тягости, свалившиеся на нее. Отвлекалась она на раздаваемую Галой еду. От вспомнившегося рациона у Татьяны ком встал в горле. Да на гигиенические процедуры, регулярно проводимые квазухой. Вот и все. Жалко бабенку как бы от такого сидения в плену у своих же в этом овраге у нее с головой ничего не случилось. Вот ведь Академик с Настей, балаболки сказочные, столько романтических рассказов про свои походы по миру Улья. Природа, разные замысловатые несуразности, красоты перезагрузки, воздух свободы от давящих стен стаба, а в реальности, сырость оврага, ужасная еда, старая одежда с чужого плеча не по размеру да вонь из общей выгребной ямы как не старается ее пересыпать набранной на верху листвой квазуха.
Настя, поддерживаемая Галой и Татьяной, раздувая ноздри и морща лицо в гримасу, шаг за шагом, двигалась по их убежищу. Каждый проделанный метр пути, разливался болью по всему телу заставляя вздрагивать от пульсирующих прострелов. Но она упорно двигалась по овражку, стараясь про себя считать свои шаги. Получалось уже сто пятьдесят третий шаг. Женщины с сочувствием смотрели на ее потуги. Что она может на это сказать? Возможно квазуха и поймет ее устремления, а вот Татьяна, навряд ли. Как можно объяснить ей, что ходить очень больно, а вот не ходить, еще больнее. Все это время, что пришлось лежать обездвиженной куклой, Настя до истерического визга боялась того, что несмотря на легендарную силу белого жемчуга она не сможет встать. Это значит прощай все, кластеры, рейды, мир Улья. Прощай семья, нет Академик ее не бросит в это она верит свято, но она в семье не одна и та другая, несмотря на то, что они подруги, заберет на себя основное время мужа, его трепетное тепло, его душу и его ласки. А она превратится в бесполезное существо, которое ближайшее окружение будет только жалеть. Нет, ей будут говорить, стыдливо опуская глаза что она еще может быть поправится и встанет на ноги, а сами, выйдя от нее, тяжело вздохнув, будут чувствовать, что их ложь оправдана для поддержания бесполезного существования. Ее, бесполезного существования.
Наконец, решив для себя что пока достаточно прошлась для укрепления организма, Настя, указала рукой на свою подстилку. Отдышавшись и подождав пока боль ослабнет, она погрузилась в свои воспоминания. Она все помнила и ничего не забыла. Как ее в баре, взбесившаяся толпа мужичья, подначенная кем-то, пыталась убить, запинав подобно призираемую всеми тварь. Как ее, уже в полузабытье всю переломанную, отбивает Комиссар со своими телохранителями. Как ее, вызванные из тюремного госпиталя санитары, принеся в тюремную палату, бросили на пол, специально промахнувшись мимо кушетки. Там же, по приказу начальника безопасности стаба, Настю бинтовали те же двое бойцов, притащивших ее сюда, которые видя, что с ней сделали, специально не вкалывали ей обезболивающие и не давали, спек, наживую складывая воедино сломанную руку и обе ноги, меж тем, как бы невзначай нажимая на ее живот от чего нутро Насти взрывалось раскаленной лавой. При этом им было весело эти паскуды хихикали, когда она, скривив от дикой боли лицо, прокусывала разбитые губы. Она накрепко запомнила их лица и слова, произнесенные с презрением и издевкой.
— Что Сука отбегалась. Завтра все, хана тебе падле.
Затем была камера с тусклым, мертвым светом куда ее волоком затащили санитары. А также, эта манда Виктория, постоянно наблюдающая за ней украдкой и все ждавшая, когда же она умрет. Невдомек этой курице такое понятие как дружба.
Все время что она про себя воя от боли и дикого жара в животе, ждала вот этого момента, момента начала жизни по новой. Нет не заново, заново она не желает, Настя из-под прикрытых век, наблюдала за всеми. Она прекрасно помнит, как за ней ухаживали Татьяна с Галой, отобравшей у всех продукты и скармливающей ей их единолично. Чеха, что как змея ползучая, не считаясь с собой на животе облазил все округу в поисках чего полезного и съедобного. Седого, который руководил всеми пока она была немощна. Это он придумал отсиживаться здесь под боком у элиты и похоже сработало они еще живы. Настя с теплотой улыбнулась про себя произнеся-Седой голова. Все справились кроме, ладно, Седой наработал за двоих. Не хочется ей обижать его. Вот не хочется и все, сердцу не прикажешь уж она то это знает не понаслышке, не то давно бы Таньку порадовала, приказав свернуть шейку врачихе. Ладно, еще пара дней и она сможет идти без посторонней помощи. Тогда нужно будет зачистить три новые группы что караулят их на соседних кластерах что засек Чех во время своих выходов из убежища. Те, кто их выглядывает там явно боятся и на сам Коровник ни ногой. Но они не ленивые, сами наведаются до своих караульщиков.