После роскошного застолья, устроенного Татьяной, Настя в наглую отшила ее от Академика, подталкивая бедром на выход из комнаты, заявив, что ей скоро снова нужно будет за забор, а она в это время успеет всласть близко на общаться с мужем. Громкие стоны женской страсти, перерастающие в истошные, истерические визги в некоторые моменты происходящего за закрытой дверью спальни Насти, доносившиеся оттуда все чаще и чаще, буквально огнем разливались по телу женщины, заставляя ее, вертеться в кресле едва ли не волчком. Наконец, сама, не осознавая своих действий ее рука устремилась в кружевные трусики, надетые ей специально для Академика. Суетливо перебирая пальчиками свою нежную, разгоряченную плоть, скользя по самым чувствительным местам, Татьяна, усмехнувшись самой себе, замерла. А вслед за этим плотный комочек смятых кружевных трусиков полетел в сторону и она, позабыв все существующие правила приличия, ловя стоны и визги Насти из спальни, принялась по новой, с охватившим ее не контролируемым остервенением ласкать себя, проводя проворными пальчиками по своим сокровенным и чувствительным местам. Выгибаясь в конвульсиях в такт происходящему в спальне. Чувствуя раскатистые удары своего сердца, разгоняющего по ее телу кровь с немыслимой скоростью, полыхающий жар в низу живота и накатывающий туман на сознание. Наконец, не выдерживая бушующей, сладостной страсти она громко, неосознанно застонала, выражая происходящее в душе голосом, стараясь исторгнуть из себя, все эти дикие эмоции, в которых она просто беспомощно тонет как в кипучем, разгоняющемся по кругу водовороте. Погружаясь с головой в который, теряешь чувство реальности, отдаваясь на его стремительную волю все быстрее ускоряясь и под конец, утопая беспомощно в этой пенной купели. Скрутившая тело женщины сладостная судорога, заставила ее сползти с кресла на пол, и там, свернувшись калачиком, подтянув коленки к подбородку, замереть, ощущая прокатывавшиеся по телу волны оргазма. Полежав так какое-то время на полу, Татьяна, приходя в себя после случившегося, краснея до кончиков ногтей от осознания своих действий, радостно уловила тишину из спальни Насти. Ей с ехидством и теплом в душе одновременно, подумалось, угомонилась наконец то, сучка горластая.
Седой с Чехом, устало развалившись на лавке, вытянув до сих пор гудевшие от нагрузки ноги, сидели в курилке у общежития грузчиков, на время, по знакомству в которое пристроились для проживания. Седой, неспешно потягивал папироску, демонстративно выпуская дым мимо морщившего лицо Чеха. Да, наконец то можно подымить в волю, тем более что для иммунных этот увлечение безвредно если в стабе конечно. На кластерах за такое пристрастие свои же братки рейдеры в миг лицо сломают, еще быстрее чем шахтеры в забое. Твари на такой едкий запах, разносящийся далеко по округе, махом набегут их ни какими посулами не убедишь что это типа не еда балуется папироской, для них здесь все однозначно. Наконец после третьей, отправленной в урну папиросы, Седой, своим хриплым, пропитым голосом, спросил у товарища.
— Что за тему под Настей ходить думаешь?
Чех, разгладив рыжую, густую бороду, проговорил степенно.
— Я для себя все уже решил. Она мой командир, а то что женщина, так на то воля сверху. И это, еще скажу, она правду говорит этим, что на нас косятся. Они, как она по кластерам не ходят, боятся.
Седой, помолчав какое-то время, проговорил.
— Значит в натуре, нам по пути всем вместе. В одной хате чалиться теперь будем. Вот только крови она у нас попьет, так на то сами подписались. Пошли, шконку давить, чую завтра паханка нас отожмет в тряпочку на ентой полосе армейской.
Но уйти отдыхать у мужчин не получилось, раздавшийся раскатистый голос Кастета, остановил их.
— О, Настьки Суки шестерки, привет прогнувшимся под тяжестью жизни. Или что там у вас в рюкзаках было?
Кастет, специально заявившись в рабочий закоулок стаба с тройкой товарищей армейцев, выискивал виденных им с Настей мужчин для того что бы поквитаться. Слова этой сучки, сегодня на КПП стаба буквально заели, прогрызая в душонке не затягивающуюся обиду. Знает шалава, что ее тронуть ему ни как нельзя вот и скалится, мандавошка. Но на этих бродяг запрет не распространяется, раз вместе жопами жмутся на кластере, то пусть и отвечают за свою сучку. Чех, от услышанного оскорбления в сторону Насти, забыв про усталость, буквально взъярился вскакивая со скамьи.