Прекрасный он парень, Агаджан. Потому и не попрекнул Сапара ни разу. А ведь как обижен был, не мог он забыть ту обиду. А может, и выпустил из памяти, он ведь тогда мальчонкой был. Возможное дело, только Сапару-то до смерти не забыть того случая. Ямат, уходя на фронт, как ему сказал? «Мы доверяем тебе заботу о наших семьях, детей своих малых на тебя оставляем…»
В то лето бригада Сапара засеяла двадцать гектаров целины. Основные земли бригады были поблизости от села, а новые далеко, в десяти километрах от дома. Воды, ее всегда не хватает, а то лето такое выдалось знойное, вспомнить страшно. Метался он меж двумя своими участками, с поливальщиками больше старался быть. Задует из пустыни ветер, поникнет, привянет хлопчатник, и Сапар голову опускает. Под вечер чуть прохладнее, расправятся листочки, глядишь, и Сапар ожил, посветлел…
В то время ввели новшество — трактор стали пускать перед поливом — бороздки нарезает для воды, и одновременно вносятся удобрения. На три бригады один трактор. Понятно, каждый бригадир подольше его задержать старался.
Назавтра с утра трактор должен был прийти в бригаду Сапара, на то поле, что возле села. Нужно было назначить двух мальчишек прицепщиками. Сапар-ага выбрал Агаджана и своего Сейитли. Истомившись на прополке, мальчишки так и запрыгали от радости. Им что? Им лишь бы повеселей, поинтересней было. А жара — не беда; нырнули разок-другой в арык, и дело о концом.
Договорились, что до обеда на прицепе работает Агаджан, после обеда — Сейитли. Полдня работают, полдня отдыхают. Иначе нельзя, иначе не выдержать ребенку. Они, глупые, за счастье считают, полдня свободны, хочешь — купайся, хочешь — гуляй, а каково это полдня на прицепе высидеть, в жаре, в пыли, в грохоте — и понятия не имеют.
Мерван завел свой трактор на рассвете. К трактору прицеплен был длинный ящик, наполненный азотом, перемешанным с сухим навозом. Из ящика удобрения поступают в воронки, а оттуда по резиновым трубкам в междурядья. Прицепщик должен следить, чтоб воронки не забивались. Если азот будет сыпаться через край и попадет на листья, они могут сгореть.
Сапар-ага все сам проверил. Ящик заправлен, Агаджан на положенном месте, в руках — палочка, помешивать в воронках. Все в порядке, все как положено, можно ехать на другой участок.
Сапар-ага сидел рядом с арбакешем, свесив ноги, и думал. Небо уже краснеет, скоро солнце взойдет. Если сегодня оно будет палить так же, как вчера, плохо придется хлопчатнику. Потому и чувствуется в этой прохладной предутренней тишине такое напряженное ожидание. Конечно, не для всех так, посторонний, может, ничего и не почувствует, а он прямо кожей ощущает. Постороннему что? Поглядит на этот хлопчатник, порадуется: густой, плотный, словно туча темная осела на землю, Какой прекрасный хлопок! Сапар этого не скажет, не может он так сказать, потому что знает он все доподлинно. Да его и не заметишь, тот кусок, небольшой он, с несколько кибиток всего, а словно парша на бритой голове — все настроение портит. И как зимой при планировке он прозевал этот кусок? Теперь вот в низинке оказался, вода скапливается. Хлопчатник хоть пропасть и не пропал, а хилый стоит, желтый. Надо будет валками огородить — вода не так будет заливать, и подкормить — удобрений побольше дать, догонит, наберет рост, не будет вид портить.
Сапар хотел к вечеру вернуться в село, да не получилось, пришлось заночевать с поливальщиками. Вернулся на следующий день под вечер. И сразу новость — Агаджан заболел, горит весь. Не заходя домой, пошел прямо туда. Мальчик лежал в постели посреди комнаты. У изголовья мать и Каракыз. Вот, бедняга, оказывается, не только стоять, и сидеть по-человечески не может, в три погибели скрючилась.
Солтанджамал, ни слова не говоря, закрыла лицо руками, всхлипнула. Каракыз глянула исподлобья, отвернулась. Плохо дело. Сапар молча сел возле мальчика. Весь красный, в поту, Агаджан дышал тяжело, прерывисто. На шее под подбородком быстро-быстро билась тугая синеватая жилка. Сапар не открывал глаз от этой жилки, и ему казалось, что она бьется все чаще…
— Что с ним?
Солтанджамал молча шмыгнула носом и вытерла слезы.
— Будто не знаешь… — не глядя на Сапара, пробурчала Каракыз.