Шишков Вячеслав
Настюха
Вячеслав Яковлевич ШИШКОВ
НАСТЮХА
Рассказ
Приказано было в нашей деревне Крайней женотдел образовать. Ну ясно, оборудовали. Председательша - Фекла Пахомова - чернущая, как цыганка с табора. И страсть какая злобная - перцем не корми. То есть так взъерошила баб против мужиков, не надо лучше: поедом стали бабы мужнишек есть: <Ах вы, пьяницы! Ах вы, окаянные! Да мы вас, да вы нас...> Даже ежели, скажем, желательно допустить над собственной женой что-нибудь особенное, ну, вот это самое, дак и то она - пошел, говорит, к черту, думаешь, говорит, легко в тягостях-то нашей сестре ходить... А чуть вразумлять начнешь, она норовит ухватом по морде смазать, да с ревом в женотдел: <Караул, караул, убил!> А какое, к свиньям, убил, ежели сам стоишь у рукомойника, нос замываешь, а из носу невинная, конечно, кровь...
Других мужиков председательша Фекла Пахомова, чтоб ей в неглыбком месте утонуть, в суд потянула, - дескать - увечат жен. И что ж? Разве наши суды - суды? Жены пришли на суд краснорожие, у мужьев под глазами фонари понатырканы, даже один хромает. И, невзирая на подобные приметы, мужиков присудили к штрафу да к отсидке.
- Разобьют рыло, а скажут, так и было, - ругали женщин мужики.
Один прибег домой - лица нет, аж зубами скрипит, а бабу колошматить воспрещено. Дак он что... Он от горькой злобы собственную собаку удавил, сгреб за шиворот и сразу в петлю:
- На, - говорит, - тебе, сучья тварь, на! Повиси заместь моей стерьвы - Машки... У-ух! - и заплакал. Сидит в хлеве, на навозе, сморкается на все стороны, плачет. Мужики очень смирные у нас, а бабы - бой.
Этот ужасный террор проистекал до осени. Феклу Пахомову вытребовали в город служить, то есть к повышению. Она бобылка грамотная, собралась, уехала. Бабья часть провожала ее с воем.
Мужики сказали на сходе:
- Ну, длиннохвостые, кончилась вам масленица. Кого хотите в председательши? Становь кандидатуру, черт вас ешь!
Та не хочет, эта не желает, третья - боится. Так никого и не избрали. А из волости приказ - избрать. Судили мы, рядили, дай, думаем, изберем в председательши мужчину.
Сельсовет, мельник наш, сказал:
- Что же, братцы, деревня наша Крайняя, на самом краю, дальше болото на сто верст, к нам никто дорого не возьмет и заглянуть-то из порядочных. Давайте, братцы, изберем Настасея. Имя у него вроде бабье, а фамиль - сам поп не разберет - Сковорода. Баба тоже может сковородой быть за всяко просто.
Тогда начал говорить сам Настасей:
- Я ничего, братцы, согласен, как говорится. И имя... тово... действительно, чтобы... Даже маленького меня и звали-то <Настюхой>. Только, братцы, как бы какого худа не было... Кроме всего прочего, конечно, да.
- Хы! Худа. Эка штука гумагу раз в месяц подмахнуть. Пиши фамиль само неразборчиво, чтоб гаже нет.
- Да мне разборчиво-то и не... А только... этого, как его... чтобы... Сумленье у меня, да. Вдруг нагрянут. А человек я робкий. Я такой человек, урони возле меня, скажем, ложку, я так и подскочу до потолка. Человек я припадочный.
- А ты не скачи... Ты что, блоха, что ли?.. Соглашайся знай. А мы тебе... Ребята, соберем Настасею пудишек пяток муки в честь уважения. И четвертуху самогону первый сорт. Идет?
Стал с тех пор Настасей Сковорода председательшей женотдела.
И стало мужикам вольготно, бабам худо.
А тут... Ну, так даже и не выдумать. Вдруг - фють! - здравствуйте прикатил мимоездом какой-то заведующий член из города, и прямо к председателю сельсовета, мельнику Вавиле Четвергову. То да се, опросы да расспросы, ну как, дескать, дела, почему нет избы-читальни, почему нет комсомола, работает ли женотдел?
- Сделайте милость, ваша честь, чайку испить, - краской залился Вавила. - Женотдел у нас справный. Председательшей женщину мы избрали, Настасья Сковорода фамиль. Бабочка толковая. Ведет линию парцинально, согласуемо...
- Нельзя ли с ней переговорить?
- Даже невозможно! Они, кажись, больные, - похолодел Вавила. - Они, кажись, ребенка родили. Быдто мертвенький... царство ему небесное.
- Тогда я навещу. Где она?
У Вавилы сразу осел живот, и тугой поясок ослаб.
- Что вы, товарищ, господин, как вас... с непривыку... Она в отдаленности живет, на хуторе, в лесочке... Быдто, сказывают, волки бешеные там рыщут, волчица да волк, пара. Согласуемо... Спаси господь...
Приезжий прищурился по-хитрому из-под очков в лицо Вавилы.
- А все-таки мне надо с ней переговорить.
- Тогда вот какое дело, товарищ хороший, как вас... с непривыку... имя-отчество. Вы после чайку прилягте отдохнуть. Столько верст проехамши, болотина да буераки. А вечерком я доставлю ее вам, на сон грядущий. Ведь вы заночуете? А куда же ваш путь принадлежит? Ах, в Павловское? Очень даже приятно нам, Павловское селенье подходящее. Народ - чистяк. Ах, какое село веселое... - повеселел наш пузан Вавила.
- Будь по-вашему, - сказал гость. - Только ко мне не пускайте пока никого: заниматься надо.