- Да не брала я!
- Врешь, сука!
- Да кл...
Ответ матери был оборван звоном громкой пощечины.
- Ты меня за лоха держишь? Все приблуды на столе валяются, хотя я сныкал вчера их в шкаф. Все сдолбила, мразина? Пока я дрых, Костыль твой ненаглядный заглядывал?
- Ты поехал, Олег. Ты разбудил меня, я спала как убитая.
Новая затрещина прозвучала за стеной. Потом еще одна.
- Где мой дозняк? Быстро сюда, я сказал!
- Не... знаю. Не брала.
Очередная пощечина завершилась падением чего-то тяжелого на пол, сопровождаемым звуком битой посуды.
- Мышь.
Затем отец истошно завопил.
- Сука, ты порезала меня!
- Оставь меня, придурок!
Резко распахнутая дверь спальни с оглушительным грохотом впечаталась в стену. Судя по шагам, отец бегал в кухню, после чего вернулся обратно.
- Олег! Что ты... Брось нож, пожалуйста! Оле-е-ег!
- Где. Мой. Дозняк?!
Обезумевший голос папаши доносился вперемешку с каким-то мерзко чавкающим звуком. Это длилось несколько минут, пока мать хрипела, затем все стихло. Через несколько минут вновь раздался грохот мебели.
- Пора уходить из дома, вернемся позже.
- Катя, она..?
- Идем. Когда будем проходить мимо спальни, смотри вправо, на старые часики бабули.
Настюша в сопровождении сестры тихонько выбралась из комнаты, стараясь не шуметь, на цыпочках направилась к двери. Но добравшись до настенных часов, не послушала Катю и заглянула в комнату.
Край маминого халата виднелся в дверном проеме. И он весь был пропитан красной жидкостью. А отец ползал под письменным столом, с треском отрывая плинтус с пола. Насколько можно было его видеть, он также был испачкан чем-то липким и красным.
Отец настолько был занят своим делом, что, скорее всего, даже не услышал, как открылась входная дверь, и легкие шаги застучали вниз по лестнице...
* * *
Сердце опять больно напомнило о себе, но дедушка этого даже не заметил. Он как завороженный сидел на скамейке рядом с Настей, слушая ее недетскую историю. Сказать, что он был в шоке, было вполне уместно. Дед мог ожидать сегодня чего угодно, но точно не такого рассказа от ребенка. Ни на секунду он не посмел усомниться в его подлинности.
- Я и впрямь не знаю, что сказать, маленькая, - все, что смог выдавить из себя старик.
- Так это я же должна была говорить.
- Но почему?
- Мариночка говорит, вы знаете почему.
- Как... она там? - смотря в пустоту, слабым голосом спросил дедушка.
- Все хорошо. Передает, что вы не виноваты, прекратите корить себя. Но она очень просит не дать загубить Алешку. Кроме вас ему никто не поможет. К сожалению, он не может видеть ее.
- Но ты можешь, почему?
Девочка просто пожала плечами.
- Я иногда просто говорю с ними. Не часто, я тоже редко их вижу. Но они приходят, когда сильно нужны. А кто такой Алешка?
- Внучек, - все та же тихо ответил старик. - Я должен...
- Конечно, поспешите. Она с вами, всегда.
- Но как же я тебя оставлю?
- Ой, не переживайте. Мы с Катей скоро домой поедем. Она говорит, там уже все меня обыскались. Их там больше не будет, а значит, все будет хорошо.
Старик, тяжело поднявшись, в последний раз посмотрел на Настюшу. Она, помахав ему ручкой, по-детски прискакивая, вернулась к перилам, решив еще немного полюбоваться корабликами, плывущими по водохранилищу.
Набережная уже заполнялась людьми, город начал жить новым днем, порождая новые истории, которыми живут тысячи переплетенных судеб. И пока деда Гена спешил исправить то, что еще можно исправить, Настюша стояла все там же, а лицо ее озарилось поистине невинной детской улыбкой. Маленький кулачок разжался, и пакетик с мерзкой гадостью, пролетев несколько метров, булькнул в воду, забирая с собой самые горестные воспоминания.