– Так оно и есть, мистер Пинкертон! – отозвался Мак-Коннел. – Почти все лето она появлялась здесь три раза в неделю в качестве натурщицы. Она всегда приходила, прикрывая лицо вуалью, чтобы мисс Аггор, хозяйка дома, не увидела его. Джон Мелвилл сказал, что эта женщина прежде жила в богатстве, а теперь стыдится зарабатывать себе на пропитание в качестве натурщицы и потому носит густую вуаль. Ее имени он не назвал.
Нат Пинкертон прежде всего отправился к мисс Аггор, которая отказалась подняться в мастерскую, так как не могла видеть труп молодого художника. Ведь она любила Джона Мелвилла почти как сына.
Она рассказала сыщику все, что знала, упомянув также о том, что художник в последнее время часто бывал расстроен и грустен, но ни разу не пожаловался ей.
– Вы никогда не видели лица незнакомки?
– Никогда! Я пыталась заглянуть ей в лицо, но вуаль всегда была так густа, что можно было различить лишь его овал!
– Не приходилось ли вам встречать ее на улице, по дороге к вашему дому?
– Приходилось! Она появлялась всегда из западной части города и всегда шла очень быстро!
– Приезжала она когда-нибудь в карете?
– Нет, всегда шла пешком!
– Меняла ли одежду?
– Нет, неизменно была в одной и той же!
– Опишите мне ее подробно!
– Натурщица носила длинное легкое пальто с черной кружевной оборкой. Оно плотно облегало ее фигуру и выглядело очень дорогим! А на голове всегда была черная шляпа со страусовыми перьями!
– В ее одежде вам ничего не бросилось в глаза?
– Нет, ничего!
– Как она вела себя?
– По улице шла очень гордо, вид у нее был высокомерный! В первое время я ей симпатизировала, поверив, что несчастная женщина действительно вынуждена в силу обстоятельств сама зарабатывать себе на жизнь, но вскоре поняла, что это не так!
– Вы никогда не слышали ее голоса?
– Один раз мне удалось услышать ее серебристый смех. И еще сегодня утром, когда я спросила, окончен ли сеанс, она произнесла «да»!
Когда Нат Пинкертон вернулся в мастерскую, инспектор спросил его:
– Ну что? Показания хозяйки весьма скудны, не правда ли?
Сыщик покачал головой.
– Я так не считаю, – ответил он, – я сделал из слов мисс Аггор довольно много важных выводов!
– Неужели? Каких же?
– Прежде всего, что натурщица – очень хитрая женщина. Она приходила сюда, чтобы ограбить художника.
– Но ведь она ничего не украла?
– Думаю, что вы ошибаетесь! Мисс Аггор сообщила мне, между прочим, что вчера к Джону Мелвиллу заходил богатый банкир и за весьма большую сумму приобрел несколько картин. Я уверен, что у художника не осталось ни гроша.
– Но ведь Джон Мелвилл мог не держать денег в мастерской, а спрятать их в каком-нибудь укромном уголке другой комнаты! – возразил Мак-Коннел.
– Посмотрим, но я сомневаюсь в успехе наших поисков! – заявил Пинкертон. – Натурщица, по-видимому, только и выжидала подходящего случая!
– Вы настаиваете на том, что она все лето ходила сюда только затем, чтобы при удобном случае ограбить художника?
– Именно!
– Но почему же она медлила? Почему не ограбила его раньше?
– Да потому, что выжидала момент, когда у Джона Мелвилла на руках появится крупная сумма. Он хранил все свои сбережения в банке и брал оттуда лишь понемногу на текущие расходы. А с мелочью она и не думала связываться!
– Расчетливость удивительная, ничего не скажешь! Но почему Мелвилл, работая так долго над последней картиной, даже не закончил ее? Мисс Аггор говорила мне, что те картины, которые принесли ему славу, были написаны им гораздо быстрее!
– Объяснение очень простое: он был влюблен в эту женщину!
– Пожалуй, что так!
– Даже наверняка! Она сумела поймать его в свои сети! И, вероятно, все время болтала с ним, отрывая от работы.
– Конечно, хитро придумано! Но если она очень практична и сообразительна, то могла ведь женить его на себе! Перед ней открывалось блестящее будущее, стань она женой знаменитого художника!
– Вероятно, что-то мешало ей поступить так. Возможно, ее прошлое было запятнано, а если бы она решилась выйти замуж, то ей пришлось бы покаяться! В данной ситуации она сначала разжалобила художника, потом он влюбился в нее, и в итоге все завершилось для него катастрофой.
– Ужасно! Ужасно! – проговорил инспектор. – У меня сердце сжимается при мысли о том, что погиб талант. Этот художник создал бы еще очень много прекрасных картин.
– Да, действительно, ужасно! А теперь я хочу обыскать мастерскую, может быть, удастся найти то, что поможет выяснить личность преступницы!
Пинкертон опустился на колени и стал внимательно осматривать труп, но ничего особенного не обнаружил.
Потом он посмотрел на кинжал, торчавший в спине убитого. Это был старый, довольно дорогой кинжал с позолоченной рукояткой и хорошо отточенным лезвием, как бы специально приготовленным для убийства.
Со слов мисс Аггор было известно, что кинжал не принадлежал художнику, он вообще не держал никакого оружия, поэтому можно было предположить, что его принесла незнакомка.
Пинкертон уже решил отправить труп в морг, но вспомнил о карманах пиджака художника. В них он обнаружил переплетенный в серый холст блокнот с эскизами.
Осмотр мастерской не дал никаких полезных для расследования результатов. В углу лежал костюм натурщицы, он был скомкан, и на нем Пинкертон заметил несколько пятен крови.
Этот костюм, по словам мисс Аггор, принадлежал художнику, который купил его несколько лет тому назад для работы над какой-то другой картиной.
Закончив обыск, Нат Пинкертон попросил мисс Аггор подняться наверх. Она в страхе переступила порог мастерской – места ужасной драмы.
– Незнакомка бывала только здесь? – спросил он.
– Да!
– Вы, наверное, знаете, бывала ли она в комнате Джона Мелвилла, расположенной на первом этаже?
– Нет! Это я знаю точно! Когда она приходила, я всегда была дома!
– Не обратили ли вы внимание на походку незнакомки? У нее легкая походка?
– Да, очень! Я не раз поражалась ее чрезвычайно легкой, плавной походке!
– Она носила ботиночки на резиновой подошве, без каблуков! – уверенно сказал Нат Пинкертон.
– Вот как! – воскликнул Мак-Коннел. – Откуда вы знаете?
– Об этом нетрудно догадаться! – ответил Пинкертон. – Художник много курил, а пепел сбрасывал на пол. На нем и остались отпечатки обуви этой женщины. Они довольно отчетливо видны, если присмотреться внимательно!
– И все же я не понимаю. Она ведь носила дорогую и изящную одежду, грубые ботиночки никак не соответствовали ее платью!
– Да почему же? Есть очень дорогая обувь такой модели.
– Но что нам дают отпечатки ее обуви?
– Видите ли, я полагаю, что они дают ключ к разгадке ее настоящей профессии! – ответил сыщик.
– Как так?
– Мне кажется, она выступает на сцене кафешантана в качестве эквилибристки или чего-то в этом роде!
– Пожалуй, это возможно! Подобные артистки всегда носят такие ботиночки! – согласился Мак-Коннел.
– Ну вот! А так как женщина, не имеющая ничего общего со сценой, не станет носить их, то становится ясно, чем занималась преступница в то время, когда она не позировала художнику!
– Совершенно верно! – возбужденно воскликнул инспектор. – Это уже большой шаг вперед в нашем расследовании!
– Джон Мелвилл решительно не подозревал ничего дурного. Он работал над картиной, пока она надевала древнегреческий костюм. А потом эта женщина подкралась сзади и нанесла ему смертельный удар!
– Но все же, по-видимому, в последнее время он кое-что стал замечать в ее поведении, иначе бы не грустил так!
– По всей вероятности, она наговорила ему много неприятного, чем сильно расстроила его. Но об этом мы узнаем подробно, когда она будет сидеть за решеткой!
Мак-Коннел, волнуясь, ходил по комнате.
– Очень печально, что картина пострадала! – проворчал он. – Если б у этой женщины не возникла коварная мысль вырезать изображение лица на холсте, мы наверняка очень скоро смогли бы поймать ее! Вряд ли есть эскизы к картине, ведь художник старательно оберегал натурщицу от посторонних глаз!