Инспектор был совершенно сбит с толку. Сыщик хотел напасть на след преступника с помощью собаки, которая вовсе не существовала! Этого уж инспектор никак не мог понять.
– Я совершенно вас не понимаю, – сказал он наконец. – Но не хочу расспрашивать. Я от души рад, если вы действительно составили себе определенное представление о деле.
К вечеру оба путешественника прибыли в Гамбург и немедленно отправились на соборную площадь, где ярмарка была уже в полном разгаре.
Глава 2
Странный выстрел
Соборная площадь была полна народу. Гуляющие теснились около балаганов и палаток; рокот каруселей, музыка шарманок и других инструментов смешивались, наполняя воздух неимоверным шумом.
Дойдя до полицейской палатки, Гельман и Пинкертон вошли в контору, устроенную на время праздника.
Здесь собралось несколько полицейских агентов; один из них сидел за письменным столом и записывал показания молодой бледной девушки, которая, вся дрожа, сидела тут же на стуле. При виде инспектора в сопровождении незнакомого господина полицейские вежливо поклонились.
Гельман обратился к своему спутнику:
– Мне кажется, господин Пинкертон, перед нами новая жертва.
При имени «Пинкертон» дежурный полицейский поднял голову. Другие агенты также с удивлением оглянулись: утренние газеты были полны сообщений о происшествии в берлинском ресторане «Кайзеркеллер».
Предложив сыщику стул, Гельман занял место дежурного за письменным столом. Один из полицейских доложил:
– Эта девушка только что подверглась нападению. Повторилась старая история!
– Где произошло нападение?
– В узком проходе между двумя балаганами.
– Расскажите нам, сударыня, как было дело, – сказал инспектор. – Ваше имя, как видно из протокола, – Мария Вайзе?
Девушка утвердительно кивнула.
– Я отправилась, – начала она, – вместе со своей подругой на площадь и, потеряв ее в толпе, стала ее искать. При этом я очутилась в другом ряду построек и, желая вернуться к прежнему, я решила для сокращения пути пройти между двумя балаганами, где был узкий проход. Было уже темно, и я бежала очень быстро, но едва я достигла середины прохода, как кто-то сильно ударил меня сзади по голове. В ушах у меня зашумело, я потеряла сознание и упала на землю. Когда я очнулась, голова у меня так сильно болела, что я даже не могла сразу сообразить, где нахожусь. Но вскоре я вспомнила о «Тигре соборного праздника» и, охваченная ужасом, вскочила и бросилась к людному месту. Тут уже я заметила, что нет золотых часов, цепочки и сумки, где лежал кошелек. Моя бледность, растрепанные волосы, грязное платье привлекли ко мне внимание публики. Меня обступила целая толпа, стали расспрашивать. Затем появился полицейский и, узнав о случившемся, привел меня сюда.
Нат Пинкертон подошел к пострадавшей.
– Будьте любезны ответить мне на несколько вопросов, сударыня, – учтиво сказал он ей. – Вы не заметили, кто именно напал на вас?
– Нет! От удара я лишилась сознания.
– Имеете ли вы хотя бы смутное представление о том, каким орудием вам был нанесен удар?
– Это должен был быть очень твердый предмет, – сказала девушка.
– Позвольте мне взглянуть на то место, куда был нанесен удар. Может быть, мне удастся узнать, чем именно его нанесли.
Девушка сняла шляпу и показала Пинкертону вспухший кровоподтек около виска. Взглянув на рану, он проговорил:
– Я думаю, что в данном случае был пущен в ход металлический кастет. Все указывает на то, что человек, нанесший удар, отличается большой физической силой. Подобным ударом можно и убить… А теперь, – обратился он к пострадавшей, – проводите меня, пожалуйста, к тому месту, где на вас было совершено нападение. Я хотел бы его осмотреть.
Но едва только Нат Пинкертон поднялся, чтобы направиться к месту происшествия, как его внимание привлекли вновь пришедшие люди.
Это был полицейский в сопровождении рыдающей женщины. У нее были грубые черты лица, а дешевые юбка и кофточка отличались кричащей пестротой. Из раны на ее правой руке сочилась кровь, которой был запачкан весь рукав.
– Что случилось? – спросил изумленный инспектор.
– Снова нападение! В эту женщину стреляли! – доложил полицейский.
– А преступник?..
– К сожалению, скрылся.
– Как это произошло?
– Я шел по шестому ряду, – начал полицейский. – Лишь только я поравнялся с палаткой, где показывают «волосатого человека» Вильяма, как услышал выстрел и затем – отчаянные вопли. Я поспешил туда и на лестнице, ведущей в фургон, где живут владельцы упомянутой палатки, увидел эту женщину: она плакала и держалась за плечо. На все мои расспросы она не отвечала, продолжая плакать и стонать. Вдруг из задней двери палатки выбежал «волосатый человек» Вильям и взволнованно воскликнул: «Что случилось, черт возьми?» Когда он увидел женщину в крови, он поразился и сказал: «Боже! Да в нее стреляли!» Тогда она тоже закричала: «Да, да, в меня стреляли! Негодяй удрал!» Большего я от нее не мог добиться, вот и привел ее сюда, чтобы она здесь дала показания.
– А она не хотела идти сюда? – вмешался Пинкертон.
– Нет! Она заявила, что не может идти, так как ей надо быть около кассы, но поскольку я настаивал, то и «волосатый» стал гнать ее сюда. Вообще он был взбешен и все время ругал ее.
Нат Пинкертон, казалось, был весьма заинтересован этим происшествием. Инспектор заметил это и спросил:
– Думаете ли вы, господин Пинкертон, что и этот случай следует приписать «Тигру»?
Лицо Пинкертона было весьма загадочно.
– Возможно, – сказал он, – хотя вряд ли: тот негодяй, по-моему, не решился бы перейти от кастета и ножа к револьверу. Последний не так-то просто использовать на площади, полной народу.
– Я того же мнения. В данном случае мы, по-видимому, имеем дело с другим преступником, не имеющим ничего общего с «Тигром».
– Об этом пока нельзя сказать ничего определенного, – заметил Пинкертон. – Позвольте мне, господин инспектор, снять показания с раненой!
– Хорошо, – ответил Гельман. – А я буду записывать.
Раненой между тем перевязали руку, и она сидела около письменного стола. Ее красное лицо слегка побледнело, а глаза беспокойно бегали по сторонам. Сыщик взял стул, уселся напротив женщины и за все время допроса не сводил с нее глаз. Это, видно, было ей весьма неприятно, и она избегала смотреть ему в лицо.
– Как ваше имя? – начал он свой допрос.
– Мария Вильям!
– «Волосатый человек» Вильям – ваш муж?
– Нет, он мой брат…
– Давно вы разъезжаете с ним по ярмаркам?
– Пять лет! – ответила она и раздраженно прибавила: – А зачем вы это спрашиваете? Это вас вовсе не касается!
– Вы заблуждаетесь! – холодно возразил ей Пинкертон. – Сыщик должен знать все второстепенные обстоятельства дела, чтобы раскрыть преступление. Вот почему я прошу вас отвечать на все вопросы, иначе я вынужден буду принять самые решительные меры.
Женщина вскочила.
– Это уже слишком! Вы обращаетесь со мной, как с преступницей, тогда как я сама стала жертвой преступления!
– Сидите спокойно и не волнуйтесь! – сказал ей Пинкертон сурово. Она тотчас уселась и только злобно посмотрела на него.
Инспектор и другие чиновники удивленно глядели на Пинкертона. Они не могли понять, почему он так странно обращается с раненой. Он же делал вид, что ничего не замечает, и продолжал:
– Расскажите-ка, только правдиво, как было совершено на вас это нападение.
Раненая медлила. Ей не нравился метод допроса, выбранный Пинкертоном, однако она стала рассказывать:
– Мы содержим нашу палатку вдвоем с братом. Так как в то время никого из зрителей в палатке не было, я оставила свое место у кассы и направилась к фургону, в котором мы живем, чтобы сделать себе бутерброд. Я крикнула брату, что сейчас вернусь, вышла из палатки и поднялась на ступеньки, чтобы войти в фургон. В тот самый момент, когда я взялась за ручку двери, раздался выстрел, и я почувствовала сильную боль в правом плече. Я вскрикнула и, оглянувшись, заметила тень фигуры, быстро скрывшейся между рядами фургонов, за палатками.