— Вы серьёзно? — искренне возмущается он. — Говорю же: такое искусство не по мне!
Я кокетливо пожимаю плечиком. Если разобраться, он прав. Борис не тот человек, который станет подобными методами поддерживать свой авторитет, да его авторитет и без того заоблачно высок. Не знал бы, что сказать по поводу картины — наплёл бы такую словесную паутину, в которой бы я накрепко запуталась, а после сама просвещала детей.
13 мая 2011 года
Сегодня обычный день: пятница, тринадцатое число, не полнолуние, но всё валится из рук, и вопросы накапливаются точно снежный ком!
В одиннадцать со мной связался управляющий ресторанного комплекса, где планируется устроить выпускной вечер одиннадцатому классу, и осчастливил новостью о возникших вопросах, решение которых требует моего личного присутствия. Не успела я сообразить, к кому обратиться с просьбой побыть шофёром, — зазвонил стационарный телефон. Виктор Петрович попросил оповестить всех учителей, ведущих на тот момент занятия, о внеплановом педсовете.
Пока я добралась до четвёртого этажа, вся взмокла. Наверное, утром меня вело предвидение, заставив остановить выбор на тёмно-синем костюме в морском стиле. На нём пятна пота не так бросались в глаза. Вот только ноги болели нещадно — красные босоножки на шпильке подсказал закон подлости. Ощущения были до того яркими, что хотелось снять с талии ремешок в тон обуви и вздёрнуться на нём.
Осмотрев фронт работ, начинаю с самого простого, с Ксении.
Девять кабинетов спустя в списке неприглашённых остаётся только Борис. Дверь в его кабинет открыта. Я слышу Марину Алфёрову и редкие смешки её одноклассников.
— Довольно, — Борис насмешливым голосом останавливает девушку. — Я понимаю, личная жизнь художника — весьма интересная тема для вас. Я даже готов согласиться, что она оказала немалое влияние на его творчество, но давайте всё же перейдём непосредственно к работам. Как-никак эти картины вот уже более полувека считаются шедеврами.
С анализом картин Марине приходится повременить — я стучусь.
— Наталья Андреевна! — с полувопросительной интонацией произносит Борис. — Какой приятный сюрприз!
И не врёт ведь! Вон, с каким интересом рассматривает мою фигуру, особо задерживаясь на участке ниже края не очень-то длинных шорт. Да, одеваясь сегодня, я не предполагала, что мне придётся сверкать своими прелестями перед всей школой.
— Здравствуйте, Борис Аркадьевич. — Лицо невозмутимое, голос такой же — умничка я! — В обеденный перерыв срочное заседание педсовета. Вас попросили присутствовать.
— По поводу? — мужчина заламывает правую бровь.
Надо же! Он единственный из учителей, кто поинтересовался, в честь чего проводят сборище.
— Отчисление Саянской, — удовлетворяю его интерес.
Лицо Бориса вмиг утрачивает какие-либо эмоции.
— Я приду. Благодарю вас, — роняет он сухо и отворачивается. — Так что там у нас с картинами, Марина?
Слева доносится всхлип. На Алфёрову жалко смотреть: лицо пошло красными пятнами, по щекам текут слёзы вперемешку с тушью.
— Понятно, — вздыхает блондин. — Реферат сдадите в понедельник, а сейчас — вон из класса. Приводите себя в порядок.
Пробормотав что-то невразумительное, девушка хватает сумку и выбегает из кабинета, чуть не сбив меня с ног.
Недоумевающим взглядом смотрю на Бориса, но тот что-то отмечает в записной книжке. Окидываю взором подростков — сплошные нахмуренные лица. Интересно, им-то какое дело до восьмиклашки? С Мариной они, кажется, подруги, а эти…
— Доброго всем дня, — желаю притихшим ученикам и задумавшемуся о своём учителю.
В ответ не получаю ни слова, только девятнадцать злых взглядов. Борис по-прежнему строчит заметку. Пора мне ретироваться.
В коридоре слышится звук льющейся из крана воды. Видимо, Алфёрова отправилась в туалет. Взвесив за и против, иду туда же. Вдруг она совсем разнервничается, и ей станет плохо, а до конца урока ещё двадцать с лишним минут!
Девушка стоит спиной к двери, облокотившись обеими руками о раковину. В зеркале видно, как низко она склонила голову — чёлка и свободно висящие пряди волос целиком скрывают лицо.
Наверное, шипение воды маскирует цокот каблуков по плитке, или же кто-то слишком погрузился в себя — неспроста ведь побелели тонкие пальцы, обхватывающие фаянс. Как бы там ни было, на моё приближение Алфёрова не реагирует.
— Марина, — зову я и поднимаю руку, чтобы в утешающем жесте положить её на плечо девушке.
Школьница вскидывает голову и встречается взглядом с моим отражением. В её глазах столько обречённости, что моя рука непроизвольно падает.