Ларионов вновь в Москве. Но общая неурядица не делает его бездеятельным На одной из устраивавшихся тогда выставок он выставляет «Розовые кусты» и «Углы сарая», по сорока полотен каждый мотив, изображая часы ночи и дня, подобно тому как Гокусай писал гору Фуджи-яма и Клод Монэ стога сена. Картины произвели впечатление. Александр Бенуа отметил их. В. Немирович-Данченко в пьесе, шедшей в Московском Малом театре, вывел художника, говорящего, что он пишет часы дня – так назывались полотна Ларионова в каталоге, напр., «Угол сарая», час такой-то. Некоторые из этих холстов были приобретены московским коллекционером И. И. Трояновским – первая покупка. За этой выставкой следует опять конкурсная выставка, но премии Ларионов не удостаивается.
Затем идут выставка аквалеристов, на которой выставлялась и Гончарова, «Товарищества Московских Художников», «Мир Искусства», и «Союз». В вывешенных на этих выставках полотнах проглядывает влияние Матисса и Ван-Гога.
Одновременно с Гончаровой, Ларионов получает приглашение участвовать в Русском Отделе Осеннего Салона и едет в Париж вместе с несколькими художниками, получив средства на поездку через С. П. Дягилева от Великого Князя Владимира, В том же году он участвует в журнале «Искусство» издававшийся Тороватым, второй номер которого предложили ему, но Ларионов отказался от помещения снимков со своих работ и заполнил номер Ван-Гогом, Гогеном и Сезанном – одно из первых появлений этих мастеров в России в печати.
В следующем году выставляет на «Венке», и в этом же году вступает вместе с Гончаровой в число сотрудников «Золотого руна».
Салон этого журнала находит в нем деятельного участника, в 1909 году он выставляется в провинции, в 1910 г. отказавшись от приглашений на другие выставки организует «Бубновый валет», в 1911 и 1912 гг. выставляется на «Мир искусства» и «Союз молодежи» и весной 1912 организует «Ослиный хвост», а в 1913 г. «Мишень». Кроме Осеннего Салона заграницей выставляется в Берлине, Венеции, Мюнхене, Лондоне.
Импрессионистский период Ларионова продолжался четыре года с 1902 по 1906 гг, и если позднее и встречаются у него полотна в этом духе, то они или совершенно случайны или являются воспоминаниями о прошлых годах. Хотя эти работы и носят печать совершенной оригинальности, они ближе всех иных произведений художника импрессионистам, Синьяку, Ван-Гогу, а также там где начинает проглядывать синтез Матиссу, и главное Сезанну. В этот период было написано около четырехсот полотен, и если кто-либо был в мастерской Ларионова, то мог видеть, что художник расставляет свои работы на полках совершенно также, как в библиотеках размещают книги. Как и картины Гончаровой, его полотна этой эпохи раскупались, хотя лучшее все-таки не ушло от автора. Картины его находятся в Московской Третьяковской галерее, в частных собраниях: поэта В. Я. Брюсова, И. А. Морозова, Н. П. Рябушинского, Л. И. Жевержеева, С. А. Полякова, А. А. Корсини и друг.
Следующий период начинается с 1906 года – период творчества под влиянием восточных и русских образцов. В эти годы Ларионов живет в провинции, на юге, и тут то наталкивается на живопись вывесок, которая приводит его в удивление своими достоинствами и мастерством. Он начинает писать франтов, франтих, уличные прогулки, трактирные натюрморты в мажорных и минорных гаммах, драки и трактирные сцены, вообще, автопортреты – всегда в белой рубахе и со смеющимся лицом – и все это так любовно, так просто с глубоким проникновением в душу русской провинции, над которой поныне считают долгом насмехаться «культурные» обитатели столиц.
Тона картин противоположны первоначальным импрессионистическим – все очень густые, сильные, цельные – покрывающие всю данную плоскость целиком. Преобладают ультрамарин, слоновая кость, умбра, сиенская земля, белила, темная, зеленая очень густого тона, создававшаяся смешением вохр с ультрамаринами и красная индийская. Иногда гамма бывала иной – из киновари, зелени изумрудной, зелени Веронеза, слоновой кости, кадмиев или только из светлого крап-лака, слоновой кости и светлой вохры.
Тогда же он начал испещрять картины надписями – первоначально чисто случайными, вроде тех какие бывают на стенах, – а потом более строгими так сказать дополняющими картину буквенным орнаментом.
Трактовка этих работ отличается величайшим разнообразием, любовью к воссозданью в каждой вещи новой поверхности, причем мы встречаемся со способами не только употреблявшимися другими мастерами, вроде поверхности блестящей, матовой, шершавой, залитой и т. д., и тех что были найдены на вывесках вроде губчатой, пористой, песчаной, но и с новыми созданными Ларионовым поверхностями, напр., зубчатой, бархатистой и т. и. В соединении с темными красками и национальными мотивами эти приемы создавали совсем особый эффект, причем мастер применял несколько способов сразу на плоскости одной работы, что само по себе являлось новой трактовкой.