Но именно эта мечта о раскрытии кодов мозга и была той мощнейшей силой, которая заставила НП работать в клинике. Ведь в то время не было, по сути, ничего, кроме ЭЭГ. Не было средств нейровизуализации, таких как ПЭТ или фМРТ. Французский ученый А. Гасто в середине пятидесятых затеял программу исследования механизмов мозга с помощью ЭЭГ в различных лабораториях. Результаты были более чем скромными. Даже сейчас с помощью количественной ЭЭГ и развитых методов анализа не очень-то получается с новыми прорывами. А в руках у НП прорывной метод долгосрочных имплантированных электродов, непосредственный контакт с мозгом. Возможность регистрации активности из глубины мозга. Наконец, регистрация импульсной активности нейронов.
Но такую операцию, безусловно, можно было делать только для лечения тяжелого заболевания. Естественно, эксперимент на человеке недопустим! Если его делаем мы. А если природа? Поль Брока, французский врач, работавший в середине XIX века, заметил, что поражение мозговой ткани в определенной зоне, вызванное либо опухолью, либо инсультом, либо травмой, приводит к нарушению экспрессивной речи, то есть речи, которую человек произносит. Живший в то же время немецкий невролог Карл Вернике показал, что повреждение другой зоны приводит к нарушению импрессивной речи, то есть понимания того, что человек слышит. Эти области названы их именами соответственно.
Данные положения остались верными и сегодня. Именно поэтому работа с больными – очень мощный способ познания устройства человеческого мозга. Но это одновременно и мощный способ поиска новых методов лечения. Один из наших лозунгов: «Когда знаешь, как устроена система, становится понятно, как ее чинить».
Клинические базы. Как это было трудно. Ведь нужно было выпросить помещение под лабораторию и для персонала. Нужно было выстраивать отношения с администрацией, которой от ученых больше неприятностей, чем радостей. Лечение больного занимало иногда месяцы, что пагубно отражалось на статистике. Мы были не хозяева в доме. А главный врач не любит, когда ему перечат. Вот почему НП всегда мечтала о своей клинике. И она ее создала, отремонтировав сначала береговой корпус, где было два отделения по тридцать коек, а затем и построив новую клинику. Но в целом умение НП заражать своими идеями других людей привело к тому, что отношения с главврачами были вполне приличными. А наше сотрудничество с Виталием Александровичем Хилько (академик АМН, начальник кафедры нейрохирургии Военно-медицинской академии) было не только полезно и плодотворно, но и чрезвычайно приятно.
Следует также отметить, что, когда НП построила свою клинику, довольно большое число врачей с этих клинических баз перешли к ней. Прежде всего, это уже, к сожалению, покинувшие нас нейрохирург Феликс Александрович Гурчин и невролог Лидия Ивановна Никитина. В который раз повторю: НП умела притягивать людей.
Утро – не для дирекции
Вообще, создать такое – подвиг. Надо еще учесть, что это все было создано при затрате времени три часа в день. НП позволяла себе заниматься административной работой только после трех часов дня. Она была предельно организованным человеком. Практически ничто, кроме, конечно, таких «землетрясений», как звонок первого секретаря и т. п., не могло заставить ее заниматься административными делами утром. Утро было для лаборатории, для науки. Только это позволяло ей оставаться в первую очередь ученым даже при огромных административных нагрузках. А научилась она этому у директора Института экспериментальной медицины академика Дмитрия Андреевича Бирюкова, одного из учеников И. П. Павлова и одного из создателей экологической физиологии. Это был незаурядный человек, возглавлявший НИИЭМ почти двадцать лет. У него был принцип: утро – не для дирекции.
Дмитрий Андреевич был неплохим директором, но к моменту прихода НП у него совершенно расстроилось здоровье. Он любил свой отдел, однако на весь институт, скорее всего, просто не хватало сил. Ситуация была настолько критической, что он получил орден Ленина к шестидесятилетию раньше самого дня рождения. Боялись, что не дотянет. А когда нет четкого руководства – плохо.
Приход НП был для него подарком судьбы. Они были знакомы и по науке, и семьями. И самое главное, он мог ей доверять. Она не рвалась к его должности и была очень энергичной, знающей. А НИИЭМ – многопрофильный институт университетского типа. Это и физиология, и биохимия, и иммунология, и генетика, и микробиология. Очень редко руководитель вникает в проблемы всех отделов. НП – вникала. Естественно, окончательное решение Бирюков оставлял за собой, но НП все больше и больше становилась, как говорят чиновники, «на хозяйстве». Но только – после трех часов. До этого – наука.
В шестидесятые годы НП выдвигает целый ряд прорывных концепций и теорий.
Теория устойчивого патологического состояния . НП рассказывала, что это было для нее как озарение, и долгое время считала, что теория настолько очевидна, что наверняка уже выдвинута, и она просто о ней не знает. НП специально, исподволь расспрашивала коллег, не слышали ли они о том, где можно ознакомиться с этой концепцией. Никто не знал. И тогда она решилась на публикацию.
Организм человека в норме поддерживает нормальное состояние. Это было известно. При определенных заболеваниях, обычно хронических или просто длительных, в организме формируется патологическое состояние, при котором организм борется с болезнью или просто старается выжить. Суть теории заключается в том, что это патологическое состояние может стать устойчивым и самоподдерживающимся. То есть при исчезновении фактора, вызывающего проблемы, организм может сам из этого состояния не выйти. Например, человек сломал правую руку. Гипс, иммобилизация на месяц. Человек привыкает делать многие операции левой рукой и, когда гипс снимают, продолжает использовать в основном левую руку. Иногда в клинике после снятия гипса левую руку даже прибинтовывали, чтобы снова приучить к нормальному использованию правой. Вот это состояние, когда организм продолжает вести себя как больной уже при отсутствии болезни, НП назвала устойчивым патологическим состоянием – УПС. Физиологически механизм его формирования понятен.
Универсальное свойство живых систем – гомеостаз, стабильность. Именно он поддерживает выживание. Но по причинам, которые мы подробно разберем ниже, организм теперь «считает правильным» с трудом достигнутое патологическое, но, тем не менее, обеспечивающее жизнь состояние.
Из этого вытекает еще один важнейший момент. Переход из УПС к нормальному состоянию должен сопровождаться фазой дестабилизации. Одно устойчивое состояние не может плавно перейти в другое. На время произойдет ухудшение. Кстати, это и есть причина устойчивости УПС. Организм борется против ухудшения состояния. Сейчас это звучит вполне логично, и, казалось бы, как может быть иначе. Именно поэтому НП думала, что не она первая, что кто-то это уже сформулировал. Но она была первой.
Как и во многом другом. Крупнейшим ее открытием является детектор ошибок , обнаруженный НП и Валентином Борисовичем Гречиным в 1968 году. Тогда НП применила метод долгосрочных имплантированных электродов для лечения различных заболеваний, но, прежде всего, болезни Паркинсона и эпилепсии.
Предполагается, что симптомы разнообразных заболеваний мозга вызваны неправильным функционированием определенных его элементов. И предполагается, что выключение этих участков или определенное воздействие на них может устранить симптомы заболевания. Это, в общем, было известно. Но весь вопрос в том, какие это участки и что нужно с ними сделать. Мозг имеет порядка 10 миллиардов нейронов. И каждый нейрон работает по-своему. Это означает, что в миллиметре друг от друга могут находиться участки, деятельность которых будет поддерживать совершенно разные функции. Кроме того, мозг каждого человека уникален как по форме – размеру и форме головы, так и по локализации его функциональных зон на микроуровне. А воздействовать надо именно на участки со строго определенной специализацией.
Значит, их надо найти. НП уже знала, где приблизительно находится цель, но только приблизительно. А для выздоровления больного это знать надо точно. Случайное разрушение не того участка может привести к печальным последствиям. Поэтому в мозг прицельно вводили 36 электродов в полушарие. Это звучит страшновато, но на самом деле это были шесть тончайших пучков, скрученных из золотых проволочек стомикронной толщины. Контакты этих электродов расположены на небольшом расстоянии друг от друга по длине пучка.