Пьяный Капканов стоял, шатаясь и фиксируя свое неуправляемое тело за спинку моего стула.
— Спасибо, Сашок, я поел…
Он икнул сильно и отвернулся, чтобы выпустить дух.
— Я вижу, — ответил я.
— Не, правда, у друга закусь была… с собой.
— А ты что делал?
— А я и еще другой бутылку покупали.
— Ты сказал, что тебе кушать надо.
— А я что, разве не это делал? Кто тебе сказал, что вино пить надо, его надо кушать. Вкушать, сладостно и медленно. Сашок, а может, еще на кружечку пивка?
— Нет, Валер, честное слово.
— Ну, извини, не буду тебе мешать… ик-к, спасибо, я пошел.
Он хлопнул меня по плечу, едва не промахнувшись, и шатнулся к выходу.
Я отвернул обложку журнала, который почему-то назывался «Новый мир».
Я прочитал больше половины и решил оставить остальное на следующий раз, а то в институт будет приходить неинтересно.
Я вышел из читалки и прямо нос в нос наткнулся на Шурика.
— Саня, привет!
Мы обнялись.
— Ты что, заболел? — спросил он меня серьезно.
— А что? — встревожился я.
— В институт пришел.
— Шур, ну почему только ты в институте один нормальный, понимающий?
И тут это случилось.
Она двигалась на нас и наслаждалась этим движением. Профессор исторической грамматики, доктор Ермилова, собственной персоной. Не знаю, как Шурик, но я у нее не был ни на одном занятии, кроме первого, ознакомительного, и то потому, что это было в первый день и все собирались потом идти пить пиво с воблой.
Мы сделали вид, что ее не заметили, но она подошла к нам.
— Здравствуйте, молодые люди.
— О, — удивились мы, — здравствуйте.
— Вы вроде не старые, зрение у вас, я думаю, хорошее, это я вот старая, очки ношу, а вы могли бы и видеть своих преподавателей.
— Извините, — сказал Шурик, знаете, увлеклись, заговорились.
— Да, да, я понимаю, — она по-старушечьи вздохнула: сейчас начнется, подумал я. Интересно, сколько ей лет? Есть женщины, возраста которых никогда не знаешь и не определишь.
— Вы, молодой человек?
— Да, — ответил я.
— Как ваша фамилия? Если я не ошибаюсь, вы в пятой группе, которую веду я.
Я назвал фамилию.
— Но что-то я вас там ни разу не видела.
— Где? — наверно, наивно спросил я.
— У себя на занятиях. Впрочем, простите, кажется, кроме первого.
Старая, а память хорошая.
— Да, знаете, — замялся я, — болел, потом еще что-то было, — врать я не умел, не любил и ненавидел. Я, собственно, просто так ей отвечал, чтобы не молчать, не собираясь скрывать, что я просто не хожу, без причин.
— Нехорошо, молодой человек.
— Я вообще нехороший.
Она никак не отреагировала на мою шутку.
— Или вам не нравится мой предмет?
— Что вы, очень нравится…
— А вот мне не нравится ваша посещаемость.
— Да? — удивился я. — А я не знал.
— Я уже говорила с зам. декана и сказала, что ни за что не поставлю вам зачет в этом семестре, пока вы не отработаете все пропущенные занятия и не представите мне конспекты всех домашних работ.
— И что она сказала? — пропустил я мимо ушей последнее.
— Кто? — не поняла она.
— Зам. декана.
— А, вы все шутите. Это приятно, что у вас сильное чувство юмора. Так вот, она сказала, она мне пообещала, что без моего зачета не допустит вас к экзаменам, а зачет у нас через полмесяца. А может, я проведу его и раньше. Всего хорошего, молодые люди.
Она повернулась и пошла. Очень гордая старуха. А может, и не старуха. Есть женщины, впрочем, это уже говорил я.
— Саш, — отвлек меня Шурик от глубоких мыслей, — кажется, подкрадывается…
— Ага, — засмеялся я. — А тебе почему она не сказала ни слова? Как ангел стоял. Ты на все занятия ходишь?
— Нет, просто она про меня вообще не знает: что я у нее в группе, так как я и на первом занятии не был.
Мы расхохотались, хлопая друг друга по спине и по плечам. Ну и ученики!
— Шур, пива хочется.
— Сань, ты ж знаешь, у меня…
— Знаю, знаю, подожди.
Я оставляю его у читалки и несусь в деканат.
— Где Инна Дмитриевна? — с порога ору я.
— Тише, тише, — шипит секретарь. — Она в кабинете, занята.
Я открываю дверь в кабинет, не спрашивая.
Она вскидывает на меня глаза.
— A-а… Появился, солнце ясное.