— На целом свете надо иметь одного, но друга.
— Ценить начинаешь.
— Свет, ты ела с утра?
— Я бы кофе выпила, но у меня лекция.
— Пропустишь первую половину, ничего страшного.
Она идет за мной.
— Для тебя и месяц не быть в институте нормально.
— Светка, жизнь короткая штука, и тратить ее на институт совсем неразумно. Просто обидно. Тем более, когда мало что нового познается.
— Почему мало? — спрашивает она.
— Такая дурная система преподавания.
— Ну тебя, Санька, ничего тебе не нравится, нигилист какой-то.
— Свет, я рад, что ты читала Тургенева, но не называй меня этим мерзким словом, так как я не люблю Базарова и ненавижу «Отцы и дети». Что ты будешь?
— Кофе и пирожное.
— Марья Ивановна, здрасьте.
— Здравствуй, красавец. Чего это тебя давно видно не было?
— Дела.
Она улыбается: всех обсчитывает, кроме меня. Но иногда забывается и обсчитывает меня тоже.
— Чего есть будешь, Саша?
— Кофе и пирожное… Какое, Свет?
— Вот то, круглое.
— Орешек называется, — цыкает Марья Ивановна.
— Орешек называется, — перевожу я Светке.
— Его.
— Его, — перевожу я Марье Ивановне.
— А тебе чего?
— Я буду: бутерброд с колбасой, с рыбой… Светка, может, будешь бутерброд?
— Нет, спасибо.
— …и чай с лимоном.
— Сделала. Считать вместе?
— Конечно.
— Джентльмен вонючий.
— Марья Ивановна!
— А чё?! Говорю, что думаю.
— Светка — это ж моя сестра.
— Знаем мы этих сестер. То-то она черная, а ты противоположный.
— Ну — как названая сестра.
— Ты этих названых сестер — каждый раз новую приводишь. Склад, что ли?
— Разгружаю понемногу. — Мы смеемся.
Светка относит все на стол, пока я расплачиваюсь. На сей раз Марья обсчитала меня на десять копеек, это, наверно, потому, что Светка — названая.
— Где ж ты загулял, Санька?
— Так, везде.
— С этой женщиной, как ее имя, ты мне говорил…
— Наталья.
— Она тебе очень нравится, Санька?
— Не знаю, Свет, это больше, чем нравится. Я не могу без нее. День в одиночестве мне кажется длинным и ужасным. Кажется, что я никогда не доживу до завтра, когда мы встретимся.
— Ну, Санька, это серьезные симптомы.
— Да нет. Я ей не говорю ничего. Она, наверно, и не догадывается, я скрываю. А может, догадывается, кто знает.
— Да, по тебе очень трудно догадаться. Похудел, щеки, вон, обрезались, и глаза блестят как у ненормального, а в глазах одна дума светится.
— Ты никак психологом становишься, Светка.
— Нет, просто рассуждаю. Ты всерьез настроился?
— Это не от меня зависит. Все, как решит она, так и будет. Должна же в жизни быть первая женщина, которой я предоставлю право выбора во всем, от себя до… конца.
— Невероятное с тобой творится, Санька!
— Да, я и сам наблюдаю за собой со стороны и удивляюсь. Никогда такого не было.
Звонок раздается.
— Мне надо бежать, Санька, войти на перемене, чтобы преподаватель не видел, что я первую половину пропустила. Чао, увидимся.
Она убежала. Ненормальная Светка, которая спешит заниматься. Я взял еще бутерброд с рыбой, соленое могу есть до умопомрачения.
На сей раз Марья Ивановна не обсчитала. А может, ей трудно, на одном бутерброде… У них ведь тоже свои трудности… У каждого свои…
Доел все и поплелся в библиотеку, поглядеть, может, кого увижу там. На дверях сидела девочка, к которой я когда-то клеился, но все у нас чего-то не получалось, по фазе не совпадало. Она улыбнулась мне ожидающе, я положил билет и прошел мимо.
И тут я увидел такое, что не поддается описанию.
— Шурик, не могу поверить!
— Саня! — произнес он с растяжкой.
— Ты сидишь с низко склоненной головой и занимаешься! Что с временами творится, а?!
— Мне надо сегодня выступить на семинаре, иначе зачет, сказала, не поставит.
— Кто?
— По русскому языку — Федорова. О тебе то же самое сказала. Что ты первый кандидат на незачет.
— Скажи ей, что я положил на нее.
— Ладно, — он рассмеялся, — я ей скажу. Саш, но ты, серьезно, думаешь прийти?
— Приду, Шур, раз ты просишь, приду.
— Спасибо, ваша милость, — он улыбается.
— Идем, Шурик, отсюда. Пока не поздно.
— Куда? — спросил он осторожно. Зная куда.
— Пива выпьем по кружке с солеными бубликами.
— Мне же готовиться, Сань, надо, я только начал.
— Тише, пожалуйста!
— Да не вякай, — разозлился я.
— Безобразие просто!
— Идем, Шур, а то я сейчас не выдержу и в ухо ему двину. Скандал начнется…