Тридцать лет была Наталья бабой и вдруг стала женщиной.
А случилось это так.
Пошел по деревне десятник Пахомыч на сходку скликать. Идет, палочкой по окнам постукивает, жиденьким голоском покрикивает:
— Эй, мужики, которы дома, на сходку!
Баб Пахомыч не зовет. Напрасно председатель сельсовета наказывает Пахомычу:
— Смотри, старый хрен, и баб зови, все чтоб были!
Кивнет Пахомыч кудлатой головой:
— Ладно, позову.
Хлопнул дверью и думать о бабах забыл.
— Еще не позвать, дожидайся! Ишь, выдумали — баб на сходку звать. Нешто бабье дело.
Идет от избы к избе, палочкой по окнам постукивает:
— Эй, мужики, которы дома!
Мимо избенки Натальи Мосевой Пахомыч проходит молча. А уж Наталья давно крик услыхала, у калитки стоит, поджидает.
— А баб чего не кричишь?
— Не вашего ума дело.
Пахомыч, сердито похрустывая пудовыми валенками, торопится мимо.
Наталья Мосева из бойких. Ни одной сходки не. пропустит. Стоит, речи мужицкие слушает. Иной раз и вмешается. Как будто и по делу баба скажет, а мужики все свое:
— Не лезь, не бабье дело!
Раз как-то не вытерпела:
— Много вы, мужики, кричите, а толку мало, Натальин шабер[1] сейчас же с оговоркой:
— Помалкивай, востра больно.
Обидно шабру, — совсем Наталья его бабу испортила, поперек мужнина нрава баба пошла, от рук отбилась.
У Натальи во всю щеку зарево:
— Не баба я, — женщина!
Сход так и грохнул:
— Хо-хо-хо! Женщина!
— Ах-ха-ха! Уморила!
— Ах, каянна баба, выдумат такое!
С тех пор и пошло — женщина да женщина, будто и Натальей никогда не звали. Наталья с ведрами на речку, а мальчишки гурьбой за ней:
— Женщина, женщина!
Наталья по делу куда, а бабы вдогонку:
— Вон, женщина наша пошла.
Словно прорвало с тех пор Наталью, что ни сходка, то речь, да, ведь, говорит-то, на вожжах не удержишь. За Натальей и другие бабы потянулись, иной раз их на сходке, как в церкви — полным полнехонько. Смеются мужики, а сами нет-нет да и сделают по Натальиному.
Везли раз из соседней волости голодающих детишек в город. Ни одежонки, ни обувки на детишках. Сходка как раз случилась. Председатель к сходу с речью:
— Так, мол, и так, товарищи-граждане, обуть — одеть детишек надо.
Мужики замялись, зачесали в затылках:
— Оно, конечно, надо бы.
— Кто говорит, знамо, надо, да вишь, сами пообносились до нельзя.
— У самих ребятишки голые, нашим кто даст?! Наталья в сторонке стоит, кумачом полыхает. Сейчас к председателю:
— Дозвольте слово.
И давай мужиков пробирать:
— Как не стыдно! Детишки мерзнут, а на вас которых по две шубы. Чужие что ль! Мы не оденем, кто оденет?
Теплую шаль с головы долой да к саням. Наклонилась над девчуркой, в шаль кутает. И потянулись все за Натальей, — одели, обули, накормили и с собой надавали.
Подковырнули раз Наталью на сходе. Опять же все свой человек — шабер.
— Наталью бы протокол подписать, учена больно стала.
В самое темя стукнуло Наталью, — знает шабер чем ударить, — безграмотна Наталья. С пяти лет у матери за няньку росла, шестерых выняньчила, время ль было о грамоте думать.
Как в воду опущенная, пошла со сходки Наталья. Верно, чего соваться мирские дела решать, когда глаза в глаза не смыслит. Знай уж, видно, свое бабье дело, а в мужичье не суйся. Шибко затужилась Наталья, как мимо своей избенки пролетела и не заметила. Дома уткнулась в постель да так до самого вечера и пролежала.
Вечером пошла к учительнице Настасье Петровне. Крепко затворила за собой дверь.
— Здравствуй, Настасья Петровна.
— Здравствуй, Натальюшка.
— Пошептаться с тобой, Петровна, надо.
Давно в их селе Настасья Петровна, привыкла, что со всякой докукой бабы к ней, как к своей.
— Ну-ну, Наталья, давай пошепчемся.
— Вот грамоте бы обучиться как, Петровна, смерть хочется, а не знаю — можно ли?
И со страхом на Настасью Петровну во все глаза, — вдруг откажет.
А та с улыбкой такой хорошей да ясной:
— Можно, Натальюшка, отчего нельзя.
— А ну, как, думаю, стара уж я, не пойму, разум-то не молоденький.
— Поймешь, была бы охота, Давай-ка попробуем.
Целый вечер просидела Наталья. И потом каждый вечер часа по два у учительницы просиживала, а что там делала, и свои домашние не знали. Пробовали было допытываться, а Наталья все шуткой:
— Погодите. Придет срок, узнаете.
Два месяца не была Наталья на сходках, а как пришла, схватились мужики за бока:
— Хо-хо-хо. Женщина пришла!
— Дай ей протокол подписать!