Наташа шла вместе с Кораблёвой Катей по аллее первопроходцев ведущей от проспекта строителей до площади Карла Маркса. Девушки двигались неторопливо и виновата в том была Катя. Она шагала неловко, как будто только недавно научилась ходить. В руках держала трость. Поначалу пыталась идти своими силами, неся трость под мышкой, пока Наташа не сказала ей не придуриваться и идти нормально. Теперь Катя использовала трость по прямому назначению опираясь на неё.
Узорчатые тени лежали на земле. Развесистые ветви смыкались над аллеей зелёным куполом. Скамейки по обеим сторонам оставались большей частью пусты, что было довольно странно в такой погожий вечер. Только две молодые мамы состыковав коляски катили их негромко беседуя. Они двигались неспешно, но всё же быстрее девушек. Поэтому обогнав их и бросив удивлённый взгляд на Катину трость, мамы с колясками постепенно удалялись.
Аллея первопроходцев идёт параллельно улице Мандельштама. В Новосибирске имеются две улицы имени Мандельштама, но в этом не было ничего странного потому, что одна была названа в честь физика Леонида Исааковича, а другая в честь поэта Осипа Эмильевича. Аллея первопроходцев шла параллельно улице названной в честь физика.
Конечной целью, а по совместительству и отправной точкой путешествия, являлся дом Кораблёвых. Вернее одна из жилых ячеек из тысяч и тысяч расположенных в колосе из стекла, стали и пластика. Врачи рекомендовали Кате чаще предаваться долгим прогулкам пока идёт активное связывание искусственных нервов с настоящими. Обычно находилось много желающих составить её компанию, но сегодня она оказалась в одиночестве не считая Наташи.
Задрав голову девушки проследили за пролетевшим над городом пассажирским автолётом. Тот медленно и деловито, словно майский жук, полз по небу. Прежде чем он скрылся за горизонтом Кате надоело смотреть и они продолжили путь.
С момента окончания первой космической войны (или с момента начала потому, что длилась она менее суток), которую уже успели так окрестить жадные до эпохальных событий историки прошло день в день ровно два месяца. Может быть из-за круглой даты и Катя и Наталья оставались задумчивы и немногословны разговорившись лишь когда идти до дома оставалось каких-то пятнадцать — двадцать минут даже тем неспешным шагом каким передвигалась тяжело опирающаяся на трость Катя.
За прошедшие два месяца ситуация в мировой политике более или менее определилась. Муть осела на дно. Ничем не подкреплённые заявления и пустые требования всплыли на поверхность и стало возможно если не разглядеть, то хотя бы предположить, что может произойти в ближайшем будущем.
Советы поделились с Империей технологией выращивания искусственных интеллектов. Совместным решением две сверхдержавы на девяносто девять лет запретили любым аппаратам стартовавшим с подконтрольной американским корпорациям территории подниматься за границу атмосферы. Чтобы никакие больше бунтовщики не могли незаметно для президента захватить космофлот и напасть на Союз. Ведь американское правительство не имеет к нападению никакого отношения и вы клянётесь всем святым что только у вас есть?
Девяносто девять лет. Боже, скрип их зубов был слышен по эту сторону океана. Конечно это не означало полное отстранение американских специалистов от грандиозных проектов терраформирования и заселения планет солнечной системы. Но подниматься на орбиту и дальше они будут только на советских или имперских кораблях.
Мегакорпорацию «Soft Industrial Corporation» объявили вне закона. Её официальные активы переведены в Союз и пошли на восстановление разрушенной короткой войной инфраструктуры. Правда тех активов оказалось значительно меньше чем можно было ожидать у такой огромной корпорации как «Soft Industrial». Многих, и Наташу в том числе, возмущало такое торгашеское отношение к погибшим. Но мёртвых не оживить, о них нужно помнить. Словом это большая политика. Она по определению та ещё грязь…
— Знаешь— неожиданно заметила Катя не глядя на собеседницу: —А ведь сегодня я безработная. Вчера отчислили из академии и, соответственно, из Красной Армии.
Наташа выглядела удивлённой, но не настолько как могла если бы впервые слышала эту новость: —Но как же…
— Завтра— Катя потянулась вытянув руки вверх, точно собираясь согнуть своё тело как тетиву. Когда трость оторвалась от земли истребительница и бывшая староста класса покачнулась, но устояла и жестом остановила бросившуюся помогать подругу: —Служба в комитете государственной безопасности начинается завтра. Честно говоря не представляю, что там меня ждёт. Наверное опять придётся учиться. Эх, скорее бы уж заняться настоящей работой, а то так и останусь до конца жизни вечной студенткой.
Катя оглянулась посмотреть как в доме напротив, на четвёртом этаже, распахнулось окно. Из окна выглянула весёлая рожица сощурившаяся от бьющего в глаза солнца.
— Егорка поднялся до помощника мастера.
— Он говорил— подтвердила Наташа.
Рожица в окошке высунулась наружу положив локти на подоконник и начала с интересом рассматривать идущих мимо прохожих и играющих во дворе детей. Благо и первых, и вторых было в избытке.
— Я так и думала, что в конце концов ты окажется в безопасниках.
— Правда? — удивилась Кораблёва.
— Во всяком случае сейчас мне кажется, что я так думала ещё в школе— объяснила Наташа.
Они подошли к скамейке и помогая себе тростью Катя села со вздохом откинувшись на спинку. Скамейка пошла волнами привыкая к телу девушки образуя удобное сиденье точно по её фигуре. Наташа шмякнулась рядом и по упругому материалу выкрашенному сейчас в светло-жёлтый цвет с картинками ярко-красных распустившихся тюльпанов с белой серединкой прошла вторая волна изменений. В чём прелесть таких новых скамеек так это в том, что сидеть в них можно в абсолютно любой позе. Хочешь — стой на голове и умный материал подстроиться под тебя. Сама Наташка понятное дело не пробовала стоять на новых скамейках на голове, хотя надо признаться экспериментаторская жилка подкинула ей такую идею. Но она видела как мальчишки проделывали что-то подобное. Со стороны смотрелось весьма заманчиво.
— Всё ещё в институте старшим научным сотрудником?
— Руководителем лаборатории— ревниво поправила Наташа смущённой улыбкой сгладив впечатление от собственного чересчур задранного носа. — В моём подчинении три десятка учёных. Каждый второй известен как автор учебных курсов по которым я училась.
— А каждый первый? — поинтересовалась Катя.
Наташа махнула рукой: —Лучше не спрашивай.
— Пытаетесь вырастить подобие Кассиопеи?
— Военные, безопасники, контрразведка — крутятся рядом мешая работать— пожаловалась Наташа — И гонят: скорее, скорее. Прямо сейчас американцы пытаются проделать что-то подобное, а возможно и имперцы.
Катя поинтересовалась: —Есть успехи?
Наташа только вздохнула.
— Трудно тебе приходится.
— И не говори— откликнулась доминанта: —Я бы лучше исследовательскую работу по любопытным закономерностям в процессе выращивания «обычных» искусственных интеллектов в порядок привела. А то лежит разбросанная по десяти файлам. Руководитель лаборатории и ни одной самостоятельной исследовательской работы — смешно! Всё равно второй Кассиопеи не получится…
Последние слова Наташа произнесла шёпотом и как бы для самой себя. Но Катя услышала и переспросила: —Почему не получится?
— Так, мысли вслух— отговорилась Ташка: —Есть у меня одно соображение, но его нужно сначала проверить прежде чем говорить. Не обращай внимание.
Приноровившись к их позам пластичная скамейка казалось застыла. Материал сделался похожим на туго перетянутую подушку, стал упругим и немного пружинил.
Выглядывающая из окна рожица энергично махала руками стараясь привлечь внимание кого-то невидимого из-за зелёной изгороди. Видимо ей это удалось так как рожица исчезла в глубине комнаты, а окно осталось открытым.
Подняв глаза Наташа увидела в нескольких метрах, в невысокой траве, красный блик. Его можно было принять за модифицированный цветок потому, что естественные цветы не могут блестеть так ярко, даже в лучах закатного солнца. Или принять за осколок стекла. Но она не обманулась ни на секунду. Это была отлитая в тяжёлом металле пятилучевая капля крови размером с ладошку ребёнка — обелиск отмечавший место чей-то смерти с оружием в руках случившейся два месяца назад. Нелепой и обидной, как всякая смерть, но не напрасной, нет.