- Послушайте, моя милая, – вслух повторила Айрин, открывая и закрывая глаза,– вы – девственница, друг мой, у вас просто несносный характер… Все это просто гормоны... - Она вздохнула, - да, все очень просто...
Отвечать себе было нечего.
Постепенно боли ушли. Ощущение чьего-то присутствия тоже пропало. Теперь, вместо боли, она словно заполнилась звенящей пустотой. Все чувства покинули её. Она ничего не чувствовала — ни по отношению к другим, ни по отношению к себе самой. Все было кончено, ничего не понимая, она почему-то знала это. Знала, но не чувствовала. Она чувствовала только, что ничего не чувствует. Пусто...
Как сон прошел месяц. Айрин вставала рано, садилась за книги и сдавала экзамены, почти все на «отлично». Айрин грезила безграничной славой и властью свободной магини; бредовыми видениями мелькали дворцовые перевороты, убийства императора, отравление отца, триумф и кровавые казни. Она знала, что, как только она получит диплом магини, будут сняты ограничивающие ее магию и волю печати рода и университета и в тот же момент наденут на нее браслет супруги и повесят на нее новые печати и станет она бесправной рабой в покоях нелюбимого мужа. Надо бежать. Но как? Без поддержки рода или гильдии она ничто и никто, существо, вещь, которую можно изнасиловать, убить, продать в стасисную лавку для чьей-нибудь частной коллекции или, если узнают, что она носительница Древней крови, запереть в спальне для размножения и никто и слова в ее поддержку не скажет. Сколько раз, она сама проходила мимо таких отребьев общества с содроганием и омерзением. Куда бежать? С ужасом оглядывалась Айрин на эти бешеные взрывы своей фантазии — это она только что это подумала? Не верится! С унынием и страхом внимала она этому нереальному бреду. Или это не такой уж и бред? Ужас! Вымысел! А может возможность?
***
- Держи огонь! Держи, болван! - Милард Гарридан в бешенстве, - баронет твою мать Заррот де Сейран! Стыдно! И это лучший в потоке выпускников! Джеймс Вайт, ваша очередь! Огонь на два-ноль-зетта заклинание — поше-е-ел! Давай!
Гарри нельзя было назвать лучшим из учителей. Он отличался вспыльчивым, нетерпеливым нравом, особенно, когда приближалось время еды. Он частенько сердился, ворчал, а чаще всего рычал и орал, возмущаясь непонятливостью студентов. Он нередко принимался ругать ребят огневиков за ошибки прежде, чем они понимали, что совершили их.
Девушки выпускницы уютно устроились на травке неподалеку, с интересом смотрят, как герцог легко справляется с потоком огня и с группой изнуренных студентов:
- Красавец!
- Да-а-а. Мечта!
- Смотрите, даже не запыхался, вон, у нашего Джеймса руки дрожат от усталости, а учитель как будто только что с банкета.
- И чего это он здесь торчит? - Лукаво смотря на Айрин, спросила Зои, - ведь раньше здесь появлялся только раз в год, на выпускном балу, а теперь, целый месяц не вылезает из захудалой Евронии и ради кого это он здесь? Ради той, у кого еще не было никого...
- Влюбился,– негромко проговорила Лиззи, продолжая глядеть на миларда задумчивыми глазами, – сразу вижу. Вот скука! «Вот сучка, - подумала она про себя, - невинная овечка, ненавижу тебя! Тебе все, а нам, безродненьким - ничего»
Лиззи внимательно наблюдала за Айрин. Сегодня та была еще прекрасней, а значит, и более опасной, ибо красота ее была необычной. Прекрасный цвет лица, чистая и гладкая кожа, маленький, аккуратный носик, черные волосы. Глаза — словно ярко-синие драгоценные камни. Гарри был первым у Лиззи, ей тогда было тринадцать, глупенькая наивная соплюха, возомнившая себе любовь с первого взгляда и такой знаменитый маг, она заскрежетала зубами, вспоминая, как он взял ее, оперев о стенку, как больно ей было.
Гарридан прижал ее тогда в каком-то грязном углу, задрал платье и там, не зная её, не любя, не чувствуя ничего, омерзительно и чуть спеша на обед с ректором, овладел ею так, будто она была куклой, розовой куклой, выставленной в магазине мод. Он даже не потрудился снять свои брюки!
А потом, когда она посмела сказать ему об их совместном будущем, засмеялся: