Айрин обхватывает голову умирающего мужчины. Подходит хмурящийся Заррот:
- Отходит? - Шепчет, не дожидаясь ответа, мрачно сплевывает, руки в карманах, уходит, что-то беззаботно напевая. С самого начала их путешествия, как только Заррот, их староста и руководитель, увидел нового, очень странного студента, он пребывал в задумчивости. Он был беспокоен, подолгу о чем-то думал с мрачным видом, разговаривал сам с собой, легко раздражался и постоянно со всеми скандалил.
Никто не спит, ребята волнуются, всем очевидно, что эту ночь новый студент не переживет. Айрин лежит рядом с агонизирующим мужчиной, прижимается к нему всем телом, лбом к обжигающе-горячему лбу, прижимается еще сильнее, живая и сильная, и точно льется из нее мощная, горячая сила – живи! Она не знает откуда пришло это знание, но она уверена, что, как только она отвернется, потеряет концентрацию, мутант уйдет. Изо всех сил передает она ему свою энергию.
- Живи!
А коридор уж опять протянулся, нужно подняться и брести со стопудовой тяжестью на каждой ноге. Лечь нельзя. Кто-то рядом, родной, очень требовательный, обхватит, поднимет, скажет – не иди, возвращайся ко мне, назад. Живи. И ослушаться нельзя...
Так трое суток боролась Айрин со смертью. Последняя ночь, страшная ночь... Непрестанно чувствовал он в себе чью-то страстную, сильную волю и, если бы не Айрин, давно бы обессилел, успокоился наконец...
Они стали точно одним существом, с одной болью и с одной волей. И вот под утро мутант покрылся наконец испариной. Дыхания его почти не было слышно. Встревоженная Айрин замерла, приподнялась на локте, тревожно прислушиваясь. – «Все?» Мужчина чуть вздохнул. Кризис миновал, началось возвращение к жизни. Айрин чувствовала, нет, она знала, что не даром целителя, а как-то по другому, что своими руками оттащила она этого странного мужчину, ставшего ей таким родным, от черной, холодной дыры в вечную темноту. Вытащила из того черного коридора, холодного синего света, который она ясно видела глазами мутанта...
Здесь же, обнимая дракатона, крепко прижавшись к нему всем телом, в большой повозке заснула и Айрин, в первый раз за эти дни.
Новый день настал радостный, звонкий – было тепло и солнечно, все казались друг другу добрыми. Нед всех целовал и весело пел, Мелинда шутила и сама хохотала над своими шутками. Джеймс из ближайшего леса приволок целое дерево каких-то сиреневых цветов.
Всем было весело и хорошо...
Продолжение
Он молча приподнял пудовые ставни своих тяжелых век и снова захлопнул их. Он не знал, был ли он все это время в обмороке или спал. Впрочем, между этими состояниями едва ли еще существовала какая-нибудь разница: боль и истощение давно позаботились об этом. И сон, и обморок были погружением в какую-то бездонную липкую трясину, из которой, казалось, уже нет возврата.
Рядом послышалась какая-то возня. Не успел он испугаться, как почувствовал - это существо свое, родное. Прохладные пальцы приподняли его голову - в рот полилась волшебная жидкость. Жилы на шее у него вдруг заходили, задергались, а он уже глотал и захлебывался, позабыв обо всем на свете - вода, вода. Только бы не отняли...
- Тише, тише, хороший мой, осторожненько, тшшш... - Почувствовал, что родное существо гладит его по голове, по лицу. Ладони на висках, слова заклинания. - Спи теперь...
Он снова провалился в тяжелый, близкий к обмороку сон. Потом - через час, а может быть, через день, он почувствовал, медленно поднимаясь со дна какого-то черного глубокого колодца, как руки его коснулось что-то теплое и мягкое. Робкое, мимолетное воспоминание. Где-то далеко-далеко. Родное тепло. Он снова заснул...
Проснулся. Открыл глаза. Вечер. Принюхался - весна? Лето? До него долетел запах лошадей и каких-то существ. Стрекотали насекомые, недалеко лошадь, отфыркиваясь, пила воду. Он, наслаждаясь покоем и тишиной, впитывал эту теплую тихую ночь, укравшую цвета у травы и деревьев, окрасив их в черные с серыми пятнами тона. Прохладный влажный воздух наполняли ароматы природы.
Где он? Он был болен? Он побывал в каком-то происшествии? Хотя он и не помнил точно, сколько времени прошло, но то, что у него было два перелома ног - это он помнил, в ушах отчетливо стоял хруст костей... А потом дикая боль... Голова у него несколько кружилась. Он, наверное, в лечебнице, хотя пахнет странно, - «отец и Кати убьют меня, надо было быть аккуратнее!» - Появилась какая-то неожиданная мысль и тут же исчезла. Он попробовал пошевелить пальцами ног. Успешно. А сам он лежал распростертым на чем-то жестком и неудобном. Рядом звучали тихие голоса: