Вдруг мы увидели Томеррена, выходящего из перелеска, окружающего Мглистые горы. Томеррен имел вид человека, занятого какими-то важными соображениями. Не заметив нас, он, как тень, шатаясь, прошел мимо.
Странно...
Утро. Я так устал, что сейчас с лошади свалюсь. Голова гудит, глаза слипаются. Мерный шаг лошади убаюкивал меня и веки тяжелели. Нельзя спать, нельзя, нельзя-я-я...
Сай трясет меня.
- Ты спишь на ходу, - проинформировал он меня.
- Глупости. Просто даю глазам отдых.
- Что-то долго они у тебя отдыхают. То-то смотрю, ты лег на лошадь. Смотри, Владыка, будешь носом клевать, к лошади привяжу.
- Очень страшно, тогда все узнают ужасную правду, что бедного наследника, связанного, доставляют на место сражения.
Со всех сторон слышится хохот.
Еще издали, на подступах к Мелеборену, мы видим, что на деревьях и стенах болтается что-то темное.
- О нет, это дерьмо опять, - простонал Зак.
Когда мы подъехали ближе, увидели голых ардорцев, висящих на длинных веревках. Мы вошли в город.
В медленно расходившемся дыме от пожаров по всему тому пространству, по которому мы ехали, по всему городу - в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Креландцы, ардорцы, женщины, дети...
Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда мы не видели.
Садилось солнце. Вечер был сух, как рисунок углем. Вдруг, садящееся где-то за домами, солнце стало из-за угла словно пальцем тыкать во все красное на улице: в красноверхие шапки креландцев, в полотнище упавшего красного-белого флага, в следы крови, протянувшиеся по снегу красненькими ниточками и точками.
- Ненавижу, ненавижу, - бессмысленно приговаривал Николас, задыхаясь от животной злобы и потребности излить эту злобу.
А там, совсем недалеко, гремели орудия, креландцы убивали мой народ.
Лиэм тихо молился, лицо Зака почернело от гнева и ненависти, брови горестно сложились складками над почерневшими глазами. Томеррен сидел застывший, стеклянными глазами осматриваясь вокруг, крепко держась за лошадь судорожно сведенными руками, приходившейся ежеминутно перешагивать через мертвые тела.
Мной охватила страшная, бешенная ярость, она переливалась из меня, моя кровь кипела.
Это новое чувство безумного озлобления против врага заставляло меня все позабыть. Не заботясь о своих друзьях, о своих охранниках, я пустил лошадь в дикую скачку по мертвому городу, горя только одной идеей - уйти, вырваться из этого царства смерти, отомстить. Уничтожить врага...
Глаза горели, виски жгло. Никто не смел препятствовать мне. Я слышал, что друзья пустились вскачь вслед за мной.
Я несся в горы, я искал любое доступное место, где я сверху увижу врага и ударю и сотру их в порошок, и наплевал я на подготовку места, на предварительную разведку, я чувствовал кровь на губах - я прокусил губу увеличившимися клыками - я был Владыкой.
Я шел убивать...
Там, внизу, в Таурской долине, весна уже вступила в свои права. Свежий, напоенный выразительными, как крик, ароматами, южный вечер волнует нас своим мягким, нежным теплом, своей чарующей, свойственной только весеннему ветру музыкальностью.
Здесь же, наверху, в горах, вовсю еще властвовала зима. Снег падал все гуще, он становился мельче. Небо темнело, земля светлела, торжественная белая одежда заволакивала землю. Земля еще спала. Я покачнулся и чуть не упал с лошади. В ужасе я оглянулся, не видел ли кто, как я внезапно ослабел. Каждый был занят собой и своим горем, на меня не глядели. Мы взобрались на открытый уступ, который открывал прекрасный вид на дымящиеся черным едким дымом остатки некогда великого Мелеборена и дальше огромную, растянувшуюся на многие мили черную змею Креландской армии.
Я кипел. Перед глазами я видел голое тело ардорской девочки, лежавшей на тротуаре. Ее прозрачные, как чистое небо, голубые глаза навсегда застыли в немом укоре, они смотрели на меня, прожигали мою душу - Владыка, почему?
Я смотрел на врагов, мне не надо использовать силы природы, чтобы уничтожить их, мне не нужны камни, реки, земля, есть я - Владыка этой земли - с диким ревом я ударил...
В пространство рванулся чистый поток энергии еще не слыханной мощи и концентрации. От одной мысли, что я могу высвобождать чудовищно огромные силы, я не испытывал гордость и радость - я ненавидел. Я уничтожал. Там, внизу, лопались, как мыльные пузыри солдаты, взрывались орудия, орали и разрывались на мелкие куски лошади, разлетались на щепки обозы. Я не чувствовал своего тела, я был там, я был смертью...