...По краю мостовой полз, подтягиваясь на руках, стонущий ардорец с раскроенным черепом. Снизу шагом в ряд ехало несколько конных, хохочущих креландцев. Они возвращались с конца улицы, куда их завлекло преследование...
...Справа от нас два креландца несли брыкающуюся, рычащую от отчаяния девушку ардорку, уложив ее на белоснежных мраморных ступеньках, бородатый имперец с хриплыми протяжными стонами начал трудился меж ее ног, от мощных толчков которого все маленькое тело девушки содрогалось, по белым ступенькам полилась алая кровь, другой, ожидая своей очереди, терзал ее соски мокрым красным ртом...
Со всех сторон горели костры. Дым костров, в которые бросали все лишнее, ел глаза. Креландские солдаты брали нагие тела ардорцев за руки и ноги и, раскачав, забрасывали в огонь.
Трудно поверить, чтобы люди, как бы низко они ни пали, могли дойти до таких пределов жестокости и разврата. Кто ж они такие, что ж за звери они эти имперцы!
Рема куда-то уволокли. Нас же бросили в смрадную тюрьму. Отворилась железная дверь. Ступив в темное помещение, первое, что мы увидели была скрюченная фигура в углу. Когда существо подняло свою голову, мы увидели, что это был Лукас. Его лицо побледнело и чудовищно осунулось, глаза смотрели дико, после многочисленных пыток, в нем мало чего осталось от того сильного и красивого гениального Лукаса.
Нас сковали по рукам и ногам так, что мы не могли ни встать, ни лечь. Ножные кандалы крепились к стене. В камере стало тесно.
- Так это правда? - с трудом прошептал Лукас, - я до конца не хотел верить, даже после смерти Владыки, даже когда Томеррен пришел ко мне и сообщил, что Рем схвачен и Ардор повержен, - он судорожно всхлипнул, - это конец, да? Рем он... Владыка тоже... - он не мог это произнести, сухие, без слез рыдания сотрясали его худое тело.
- Но как! Почему!
Зак сидел в неудобной позе, положил голову на колени, слова его звучали глухо,
- Томеррен, братец, мать его...
- Но почему!!! - на этот вопрос никто не знал ответа.
Мы потеряли здесь счет времени, нам не давали пищу или воду.
Мы услышали скрежет открывающейся металлической двери. В нашу камеру зашел Томеррен.
Он выглядел великолепно - чистый, с аккуратно заплетенной косой, высокий, стройный, одетый в красный имперский мундир и белые, обтягивающие его стройные ноги брюки. На нем были высокие сапоги из мягкой, хорошо выделанной кожи, широкий пояс с вставками из темных рубинов, плечи покрывал плащ из бледно-красного шелка. Он с озорной улыбкой осматривал нас, хмурых, грязных, поверженных у его ног.
- Ну что ж, друзья, приветствую нас, - радостно провозгласил он.- Ну чего ж вы молчите, а? А, ублюдок, чего ты не смеешься? - он пнул Зака ногой, - ты же герой, где же твой громкий голос! Ну ничего, с тобой, друг, я поговорю скоро лично, мы с тобой все вспомним и вспоминать будем очень долго...
Зак, не желая доставлять ему удовольствия, молчал.
- Почему, Томеррен, почему? - тихо спросил из своего угла Лукас.
- Хочешь знать почему? - Томеррен попытался рассмотреть Лукаса, - ничего не вижу в этой темноте, - он хохотнул, - ну как вы тут сидите, не понимаю, и вонища такая;
Захихикал.
- Почему, спрашиваешь... – помолчал, - это вы все меня создали, я ваше творение, - счастливо заявил он. - Да и я сам Творец!
Я удивленно посмотрел на него, «совсем свихнулся от счастья».
- Да, да, друзья, это небывалое по силе чувство - быть Творцом истории. Вы все жили, суетились, мечтали, лепили свою глупую музыку, рисовали свои глупые картины!
Он стал ходить по нашей маленькой камере.
- Вы кичились своей духовностью, своей трехтысячелетней историей, все такие великие носители Армадила не замечали меня маленького, ущербненького, ха, ха, - он зашелся в счастливом смехе, - а тут я, смешной зверек, пригретый великим Владыкой, ахнул, как великое откровение в самую гущу вашей жалкой обыденной жизни. Я гениален! - Томеррен все больше возбуждался. - Я разрушил все! Так неуместно и несвоевременно только самое великое! Я велик! Я вас всех уничтожил! Представляете, друзья, я лично, вот этими руками, - он замахал руками в воздухе, - перерезал горло Владыке. Это чистый экстаз, это лучше секса! Я потом два дня не смывал его кровь с рук! - мы в ужасе уставились на Томеррена. - Вы, вы все меня создали, не замечали, не уважали, не любили! И Маришка ваша растоптала мою душу, насмехалась надо мной, а Рем, жалостливый, тупой придурок, так трогательно заглядывал мне в глаза, когда отказывал мне в Армадиле! Ненавижу вас всех! - вскричал он.