В камере на этот раз было тихо. Светильники тускло освещали небольшое мрачное помещение. Вооруженный стражник стоял у входа. Узника я не видела. Перешла к другому окошку. Вот он, я увидела его босые ноги, одну безжизненную, грязную руку — присмотрелась, как интересно, говорят, у ардорцев звериные когти - гм... ладно, когтей не было, ногтей впрочем тоже, пальцы выглядели ужасно — синие, опухшие, как будто кто-то забивал большие гвозди под ногти...
«Он преступник... он кровожадный убийца, не жалко, не жалко...» - как заведенная повторяю про себя.
Он не шевелился.
«Умер?»
Видимо, та же мысль пришла в голову стражника, он настороженно подошел к неподвижному телу,
- Колдун, - позвал он, - эй колдун, - крикнул он громче и пнул лежащего ногой, ничего не произошло, удар сильнее;
Ардорец вдруг дернулся, застонал, он попробовал что-то сказать, однако из пересохшего горла не вырывалось ни звука, только хрип... Я видела, что губы узника почернели и растрескались. Стражник удовлетворенно кивнул, «жив, не сдох», отошел обратно на свое место.
Узник попробовал пошевелиться, видимо, от этого усилия он вновь потерял сознание.
Он был в беспамятстве и походил на брошенную кучу старого тряпья.
Я еще немного постояла, посмотрела — ничего больше не происходило. Я ушла.
Новостью дня в этот день в блистательной Меронии была страшная болезнь маркизы Анны Шамер. Фрейлина императрицы несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, несомненным украшением которых она была и, слышно было, что она никого не принимает и, что вместо знаменитых креландских магов-целителей, обыкновенно лечивших ее, она вверилась миррийскому целителю, лечившему ее каким-то новым и необыкновенным способом. Эта новость горячо обсуждается, все остальное забыто.
Вернулась в тюрьму на следующий день.
Пыточный стол был густо залит кровью, в воздухе отчетливо пахнет сладкой гарью, как будто здесь свинью жарили... Пленник лежит, скованный, на полу. Черные губы его искусаны в кровь, глаза закрыты. Все тело покрыто кровью. Она до сих пор течет, струйками стекает по его телу, маленькими, темными лужицами собирается на каменном полу... Видимо, магия целителя больше не помогает.
...По ночам мне снились сны, что я готовлю еду для узника и несу ее ему, что я несу ему чашу, полною воды, я несу это все ему, роняю, снова возвращаюсь и никак не могу донести. Спать не могу, сон уходит...
Пропустила день. Не помогло – только стало хуже. Вся извелась от беспокойства.
Я решила поговорить с мамой. Однажды вечером я нашла императрицу сидящей в ее малой гостиной, она пила чай и читала книгу. Мать встретила меня со своею обычною ласково-холодною улыбкой. Я присела рядом, в общих чертах, не называя имен, рассказала матери о подслушанном разговоре брата с маркизом Антоном. Замерев дыхание, ждала ответа...
- Мира, радость моя, - сказала мама, подумав немного, - ты уже большая и к тому же, ты креландка, ты должна знать, что в мире иногда не все так радужно и приятно, как тебе бы хотелось... - она помолчала, как будто собираясь с духом: - Секс с женщинами поверженной страны завоевателями это законное и справедливое солдатское право. - Она замолчала.
- Ничего не понимаю, продолжай! - нетерпеливо потребовала я, ожидая услышать самое ужасное.
Императрица Мария, даже находясь в своей личной гостиной, поражала грацией и горделивой осанкой, как всегда ее туалет был в безупречном состоянии - она была в светлом шелковом платье, перетянутом вишневым атласным поясом, она выглядела прекрасно. Мать, поглядев на меня, чуть насмешливо поджала губы;
- Это сложно понять, но поверь мне, Мира - солдат, который прошел тысячи миль через кровь, огонь и смерть во враждебной стране, наполненной кровожадными зверями, этот солдат хотел бы иметь немного удовольствия с женщиной. Это его святое право победителя. Это суть войны: захвати землю врага, его дом, пометь его жену или дочь как часть собственности противника. Унижение и разрушение собственности врага повышает боевой дух воина, укрепляет его чувство уверенности в своей мужской силе и превосходстве своего народа или своей армии. Каждый из его товарищей делает то же самое, крепя групповую солидарность, канонизируя собственное чувство агрессии. Победителю принадлежит трофей! Это высшая справедливость!
Вернулась к себе в комнату. Голова кружится.
- Вздор, все это вздор!