- Не сметь говорить эти гадости! Молчать! – приказала я, задохнувшись от возмущения. Раб замолчал, не в силах противиться приказу.
«Да как он смеет!»
- Да я понимаю, мы, креландцы, вас, ардорцев, победили, разбили в пух и прах, но это война, это законы войны — кто-то побеждает, - что-то словно захлопнулось в глазах Рема, он горестно поджал губы, - Рем, Эжери - герой войны, ты обижен, но это не может быть доказательством его ничтожности...
- Мира, не провоцируй его, не выходи никуда с ним одна...
- Госпожа, а не Мира, я твоя Госпожа, закрой свой грязный рот, - я гневно сверкнула глазами, - ты полон ненависти, зависти и яда! Не пытайся опорочить любовь всей моей жизни в моих глазах. Я приказываю, больше ни слова, стой здесь и молчи. Я не хочу больше ничего слышать от тебя, ты раб, понял!
ГЛАВА 8 Предательство жениха
Я была в ярости. Да как он смел. Он раб! Да, прав отец, прав...
Я была так счастлива, как никогда еще в жизни, Эжери наконец открылся мне, а раб хотел все уничтожить. Я не хотела трагедий, печалей и горя Рема. Мне надоело его траурное выражения лица за эти два месяца! Я была на той высшей ступени счастья, когда человек делается добр и хорош и не верит в возможность зла, несчастья и горя вокруг себя.
Слуга поднес кубок с темной жидкостью, видимо, подчиняясь повелению Эжери.
«А, вино, отлично!»
Я выпила. Жидкость разнесла по моим жилам щекочущее тепло. После второго кубка я уже ощущала беспечную уверенность. Мне теперь так естественно казалось, что все меня любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто-нибудь не полюбил меня, что я не могла не верить в искренность людей, окружавших меня. Я постоянно чувствовала себя в состоянии кроткого и веселого опьянения.
Я светилась и флиртовала, играла и зазывала. Моя походка сделалась томной и медлительной. Эжери кружил вокруг меня, я посылала ему горячие взгляды, облизывала губы, у него выступили мелкие капельки пота на верхней губе. Я пылала от счастья, заметил, я желанна! Все это было так ново, меня томило беспокойное любопытство.
- Мне надо подняться наверх, поправить прическу, — сказала я рабу, который, насупившись, угрюмо стоял у стены. - А ты, раб, жди меня здесь и не вздумай даже шевельнуться, не то я рассержусь и накажу, - громко, чтобы все услышали меня, приказала я. Вокруг на меня смотрели уважительно. Грозная госпожа дикого, необузданного ардорца. Огромное количество мифрила на нем подчеркивало его потенциальную опасность. Я гордилась тем, как уверенно и сильно с ним держалась.
Я вышла на террасу, полную зелени и света. Этот маленький висячий сад располагался высоко на западной стене огромного дворца. Ослепительный диск заходящего солнца опускался к горизонту. В его преображающем блеске все окружающее казалось знаменами небывалой яркости.
Но еще ярче сверкали сказочные башни Меронии. Купола, башни, здания, парки. Имперский дворец, на одной из террас которого стояла я, был выше всех остальных. Окруженный цветущими садами, он царил над великой столицей.
Колоссальное солнце село. Сиреневые тени сгущались в бархатную ночь. Ошеломленная и подавленная окружающей красотой, я смотрела, как на улицах загораются огни. Зажглись они и на нижних террасах дворца.
Золотая луна поднималась в небо, в котором сияли мириады звезд, складываясь в загадочные созвездия и соперничая с трепещущими огнями города.
- Вот и ты, — произнес глубокий, тихий голос, — я ждал тебя.
Из тени показался Эжери.
- Ты здорово завела меня, моя дикая кошечка. Иди ко мне.
Что-то нехорошее горело в его глазах, что-то очень опасное. Я отступила на шаг. Он молниеносно схватил меня, прижав своим тяжелым телом, он обхватил мои запястья и задрал над моей головой. Его дыхание было частым и тяжелым. В этих сильных пальцах я ощутила себя тонкой и хрупкой. Желание душило его. Его дыхание стало прерывистым из-за едва сдерживаемой силы, мужчина склонился надо мной.
Я открыла рот, чтобы выразить возмущение, но успела только выговорить:
- Что ты себе...
Эжери, наклонившись, поцеловал меня. Он просунул язык мне в рот, нагло и бесстыдно задвигал им во все стороны, то глубже, то ближе к моим губам. Он продолжал протыкаться в мой рот, проникая горячим, голодным языком, фрикции его бедер вдавили меня в стену. Что-то твердое и тяжелое вжалось в мой плоский живот. С ужасом я поняла, что это было, когда, не переставая целовать меня, он одной рукой судорожно начал поднимать юбку моего платья.
Мои губы задрожали под его губами, когда я всхлипнула:
- Нет, я не...
- Так хорошо, ты такая сладкая, давай, тебе понравится, проткнем тебя, ты же этого хотела весь вечер!