— Мы отомстим за тебя, Илюша, — сказал Белов.
Нажал на курок, и пуля из его ТТ вошла в сердце Гийома Геруа.
Там же в саду нашли и княжну. Живую. Покрытая пылью, она шла по саду как призрак. Бесцельно и спотыкаясь на каждом шагу. Увидела людей. У неё подкосились ноги — и она упала. На её запястье блестел браслет. Когда капитан подбежал, то увидел, что то был браслетик с часами. Первый и последний дар Гийома Геруа. Капитан отнёс Ярославу на руках до камня, на котором сидел шевалье Иван. Охватив голову руками, тот покачивался из стороны в сторону. Его сын стоял рядом и плакал. Из мглы и пыли появился ещё один выживший — Якун Всеславович. Шевалье глянул на очнувшуюся дочь, потом — на кастеляна уже несуществующего замка.
— Якун, отведи дочь в селище, к Болеславу.
Обняв дочь, шевалье Иван поцеловал её в лоб.
Капитан провожал взглядом Ярославу. Ведомая под локоток Якуном, она с каждым шажком таяла в пыльной мгле, пока не исчезла из поля зрения. В душе Белова вспыхнула жалость к несчастной девушке. Будь он религиозен, так вообразил бы душу убиенного Ильи, витающую над призраком несбывшейся любви. Увы! Наследие, что досталось ему от матушки и родной тётушки, он ограничил рамками привычного употребления слов, не вкладывая в них божественного смысла. Не испытывая пиетета к мракобесию, которое подаётся или навязывается под вывесками, штандартами, образами и символами христианства, он лишил себя способности умиляться при созерцании масок, извращений, небылиц и прочих глупостей, порождаемых христианской юдолью печали и плача. «Всё порушено, — с горечью подумал капитан, обозревая осколки прежнего мира шевалье Ивана, — Наступило безвременье, а в безвременьи возможен лишь призрак любви».
До наступления ночи Иван Никлотович, сидя на камне, смотрел на развалины замка, ставшими братской могилой его челяди. Тяжело восстав, глянул на Белова.
— Завтра. Всё завтра, сир капитан.
Он обнял сына, ища опору. Рыцари зашагали по дороге в сторону селища.
Прохладна водица осенью! Князь нырнул в илистую речушку, переплыл её — и вышел на другой берег, весь обвешанный пиявками. Присосались хуже нежити. Из-за чахлых деревьев по-над болотом вставала мгла, и в той ужасной мгле светились огоньки. На краю болота, у чёрной избы, с чела летней печи слетела и ухнула пернатая — а с печи посыпались наземь лучины. Из избы вылезла карга-горбунья и спросила: «Чего тебе надобно, княже?» — «Меч-кладенец у тебя припрятан, старая. Отдавай-ка подобру.» — «Ишь, княже, опоздамши ты. Вона отплыла ладья. Немцы забрали тот меч.» Обернулся князь, увидел ладью, исчезающую в тумане, нагнулся за булыгой, подумал: «Счас я каргу хвать камнем!» Но вскаркнула ворона, старуха исчезла — а князь проснулся.
— Мутен сон видел, — поведал в тот же осенний день Светлый Князь Крут волхву Велесвету, — Грезил, что немцы из-под носа меч-кладенец увели. Как ререг на ветрах воспарил, когда ты вестью порадовал и глаголил, что Яровита узрел. Но никто мне не вспомогает! Всё сам со дружиною! Чрезпеняне лишь три десятка воев прислали. Курам на смех! Князь их заместо себя дядьку прислал.
— Тридцать три богатыря он тебе привёл из Тетерова. Каждый из них как пардус. А сон мой вещий, княже! Имей терпение — придёт тебе и Божья помощь. Сон тебя напугал навью, а в яви всё будет иначе.
Седьмая глава О призраке рыцарской чести
По вересковым пустошам, по дорогам, по полям и лугам вольным аллюром скакала группа невзрачно одетых всадников. Их целью было местечко, что — по словам незабвенной Агафьи Петровны — называется по-английски Battle. Ныне оно, конечно, так не зовётся. Там на холмистой гряде, одетые, в основном, в кожаные доспехи, встали англы и саксы. Против их удачно выбранной позиции — низина, к которой, должно быть, уже подходят рыцари из Нормандии. В отличие от англов, рыцари облачены в блистающие кованые доспехи.
Во главе растянувшейся группы всадников рысцой на буланом коне ехал Воеслав, старший из ратников шевалье Ивана, а в хвосте тряслись Хотен и Венезд, приглядывавшие за заводными конями с поклажей.
Выделяя из своей дружины сию троицу, шевалье Иван обнял каждого. Не питал он особой надежды на их возвращение. Благородный рыцарь придавлен был горем, но ни одним словом не выдал своей печали. «Проведите, сберегите коней и служите воеводе как мне. Вещал вам о Яровите. Славьте Яровита да жертвы Богу приносите» — так шевалье Иван при прощании ставил задачу ратникам. Один из них при этом привычно перекрестился. А троица-то уже знакомая капитану. Все они исподлобья зыркали на побившего их воеводу. Тот, выезжая со двора гостя Болеслава и помахав рукой шевалье Ивану, постарался ободрить воинов. По фронтовой привычке фигурально объяснив намерения в отношении заднего посадочного места серых находников, добавил:
— Наше дело правое — мы победим!
Отправились, лелея слабую надежду на встречу с находниками. Командир полагался на случайность. Можно сказать, верил в эту категорию событий. В отличие от авосьного случая, который люб каждому русскому мужику, он конструировал варианты случайностей. Случайность выявления Сергием слабого места «тарелки» была подготовлена: страсть чертовки и её желание спасти шевалье Ивана; желание серых находников отомстить шевалье за убийство некоего Джонни; набег людей шерифа на землю Никлотова во исполнение королевского указа; и все последующие события явились набором случайностей, благодаря которым Сергий с грозным мушкетом оказался в нужном месте в нужное время. Что ещё добавить? Один из учителей Белова, преподававший математику, однажды заметил, что верит в повторение событий, и даже пытался обосновать свою гипотезу формулами.
Славные ландшафты в Англии: глухомань! Не цокали копыта скакунов по дорогам, построенными римскими рабами. Возможно, Воеслав нарочно вёл группу по глухим местам. Впрочем, людей примечали, но те мигом растворялись среди кустов и деревьев.
Следуя за Воеславом, капитан размышлял и припоминал разное. Из минувших лет. Точнее говоря, из временных лет.
Когда-то, во дни его первой жизни, в коридоре штаба армии, сияя золотом погон, мимо вытянувшегося в струнку капитана Белова прошли два стратега, и один из них, особист, обронил фразу: «Нет человека, нет проблемы». «Вольно, Святославович,» — скомандовал он тогда сам себе, провожая взглядом стратегов, — «Как говаривала тётушка Агафья, 'это не в твоей компетенции'. А потому забудь».
Иван Святославович не забыл и припомнил эту сентенцию стратега при обсуждении информации, высказанной шевалье Иваном. Дотошно вызнали у шевалье, если не всё, то многое из того, что поведала ему София. Капитан вспомнил слова стратега, думая о Никлотовиче, в связи с печальными событиями прошедшего дня. Сергий, думая о бредовых высказываниях Софии, возразил командиру:
— Э, нет! Эти пришельцы или, как говорит шевалье, «находники» экстраполировали сиё. Сиё правило для них устарело. Судя по всему, они пришли к иному: «Нет народа, нет проблемы».
Капитан с удивлением взирал на Сергия.
— Скажи Сергий, кто тебя в таёжном скиту научил такому мудрёному слову, как «экстраполировать»?
Сергий в тот момент улыбнулся и отфутболил:
— Много будешь знать, скоро состаришься.
— Фашисты! — выдал оценку находникам сержант Копылов. — Но шо они взъелись на китайцев?
— Видно, припекло их со стороны Поднебесной, — предположил Сергий.
Выявили немало из беседы с шевалье Иваном. Из обмолвки Софии о том, что «орден божьего храма всё лето жёлтых зачищал», пришли к однозначному выводу; к определённому заключению пришли, узнав, что всего у ордена два божьих храма; забавно порассуждали с шевалье на тему, какого рода земляные яблоки доставили находники на юг Германии; с некоторым изумлением узнали, что вскоре железо для немцев польётся как река на водопаде; с интересом выудили истину о Софии: она — волонтёр и занята набором волонтёров для Ордена божьего храма, а равно — её признание, что такого второго Хуева на свете быть не может! На вопрос, где шевалье имел счастье познакомиться с Софией, он ответил: «На службе в храме Святой Софии. Не я, она приметила меня, когда венчали нового Базилевса Константина, прозванного Реконструктором».