— Это вам не лесной зверь, — огрызнулся Феликс. — Это дьявольское отродье, дитя Сатаны, и вы ему, господин рыцарь, на один зуб. Я за то, чтобы звать помощь. Один охотник — хорошо, а все же человек эдак тридцать с факелами — лучше.
— Не думаю, — возразил Курт, и торговец уставился на него с удивлением. — Если сюда набежит толпа — он просто спрячется или вовсе уйдет.
— Ну, и славно, — кивнул трактирщик. — И скатертью ему дорога. Нам-то что — не того ли и надо?
— Да, — усмехнулся охотник, повстречавшись с Куртом взглядом. — Ты сам сказал — нормальные люди радуются, когда такая тварь как можно дальше… Только этот спор не имеет смысла — Импала не позволит на себя сесть никому, кроме меня, а сам я отсюда ни ногой; да, думаю, вы меня и не отпустили б. Посему, друзья мои, предлагаю считать, что лошадей у нас нет. Помощи, соответственно, тоже.
— Ты всерьез полагаешь, что он представляет реальную угрозу? — усомнился Бруно. — Меня тянет согласиться с господином рыцарем: чего нам опасаться за стенами и запертой дверью?
— Не забывай, что, кроме животной сути, в нем есть и сущность человечья, — вздохнул тот с сожалением. — То, как он повел себя в конюшне, говорит о полном контроле. Он не теряет разумения, обернувшись зверем, не забывает себя, знает, что делает. И, напомню еще, днем он — человек. С руками, ногами, хватательными пальцами и прочими полезными штуками.
— А кроме того, — уточнил Курт, — еще в конюшне ты сказал — «возможно, он не один». Быть может, разъяснишь, что ты имел в виду?
— Ну, вот что, инквизитор, — раздраженно выговорил Ван Аллен, — здесь тебе не допросная, а это все значения не имеет.
— Имеет, — возразил Бруно настоятельно. — Кому, как не тебе, знать, что любая мелочь, связанная с расследованием, играет свою роль, и немалую в подобных ситуациях.
— С пару месяцев назад, — не сразу отозвался охотник, — они собрались в стаю. На моей памяти такого еще не случалось. Наши говорят, это происходит, только когда затевается что-то; разумеется, у них есть повод собраться и по обыденным причинам — брачные игры, к примеру, или как там у них это называется — но в этот раз они двинулись через полстраны в какую-то одну точку. Сейчас я могу сказать одно: если этот здоровяк именно тот, за которым следил я, если это мой след — здесь должны быть и его приятели, а вот тогда нам придется кисло.
— Но, как я понимаю, если здесь окажутся его приятели, — подытожил Курт, — должны оказаться и твои. К каждому ликантропу был приставлен свой охотник; я верно понял смысл проводимых вами действий?
— Понял ты верно, — недовольно согласился Ван Аллен. — Только мой от меня оторвался — я блуждал два месяца, разыскивая хоть какой-то след, какой-то знак; и вот — случай, как ты выразился, дал мне то, что я так безуспешно искал. Думаю, сейчас он не намерен удрать снова; выходка с лошадьми говорит о том, что эта тварюга надумала тут задержаться… Так вот, инквизитор, тебе analogia: если мой объект оторвался от меня, так же поступили и прочие. Наверняка. И если остальным не посчастливилось, как мне, вернуться на след… Его приятелей ждать можно, моих — не стоит.
— Но с чего вы взяли, что это существо сделало такое нарочно? — нерешительно возразила бледная, как эта пурга за окном, молодая мамаша. — Быть может, он и не понимал, что делает. Быть может, он просто набросился на них просто так, потому что они попались ему, и теперь уйдет?
— Они ему не попались, милашка, — усмехнулся тот, — он к ним вошел. Не думаешь же ты, в самом деле, что этот парень, который, по словам его самого и его отца, с малых лет ходит за лошадьми, впрямь позабыл запереть ворота конюшни?
— А чего б и нет? — буркнул крестьянин. — Не его ж добро.
— Моему отцу платить за подобные ошибки, — одернул его Вольф. — И значит, недоплачивать мне. Выходит — пострадало бы мое добро; и допустить такую оплошность я бы просто не смог, как ты не смог бы штанов не надеть, опроставшись, ясно?
— Старшему не дерзи, малолеток!
— Не тыкай меня мордой не в мое дерьмо — и дерзить не стану.
— Довольно! — повысил голос Курт, и в зальчике снова воцарилась напряженная сумрачная тишина. — Довольно, — повторил он уже тише. — Пререкания сейчас совершенно неуместны; не хватало еще нам здесь перегрызться меж собою.
— А что ж уместно? — уточнил трактирщик Велле. — Что ж делать нам всем?
— Ну, — пожал плечами он, — из вышесказанного проистекает нижеследующее. Коли уж здесь я единственный представитель законной власти, впредь вопрос «что делать» всегда должен адресоваться ко мне. Это — понятно?