Здесь уместно сказать несколько слов о коренном населении эстаурия Пара. Первоначально берега Пара были населены различными племенами, которые по своему образу жизни очень сходны с туземцами морского побережья от Мараньяна до Баии. Говорят, что все они — одно большое племя тупинамба, переселившееся из Пернамбуку на Амазонку. Твердо установленным можно считать один факт, а именно, что все прибрежные племена были гораздо более цивилизованы и более мягки в обращении, чем дикари, жившие во внутренних частях Бразилии. Селились они деревнями и занимались земледелием. Они плавали по рекам в больших челнах под названием уба, которые выдалбливали из громадных древесных стволов; в этих челнах они ходили в военные экспедиции, везя на носу трофеи и трещотки из сушеных тыкв, стук которых должен был наводить страх на врагов. Они отличались мягким нравом и приняли первых португальских поселенцев очень дружелюбно. Наоборот, дикари внутри страны вели, да и теперь ведут, кочевой образ жизни, изредка совершая набеги на плантации прибрежных племен, которые всегда питали к ним величайшую вражду.
Коренные индейские племена округи теперь либо цивилизовались, либо смешались с белыми и негритянскими иммигрантами. Отличительные названия племен давно позабыты, и вся раса теперь носит общее наименование тапуйо, — по-видимому, одно из названий древних тупинамба. Индейцев внутренних областей, пребывающих доныне в диком состоянии, бразильские индейцы называют жентиу (язычниками). Все полуцивилизованные тапуйо в деревнях, да и вообще жители глухих уголков, говорят на lingoa geral (общем языке), выработанном иезуитами-миссионерами из древнего наречия тупинамба. Язык гуарани, народа, живущего на берегах Парагвая, является диалектом тупинамба, и потому филологи называют его тупи-гуарани; печатные грамматики этого языка всегда имеются в продаже в книжных лавках Пара. То обстоятельство, что на одном языке говорят на столь обширном пространстве — от Амазонки до Парагвая, представляется совершенно необыкновенным для этой страны и указывает на значительные переселения индейских племен в прежние времена. В настоящее время языки, на которых говорят соседние племена по берегам рек внутри страны, совершенно различны; на Журуа даже отдельные группы, принадлежащие к одному и тому же племени, не в состоянии понять одна другую.
Цивилизованный тапуйо в Пара не отличается существенно — ни физическими, ни нравственными особенностями — от индейцев внутренних областей. Он более крепкого сложения, так как лучше питается; впрочем, в этом отношении существуют большие различия между отдельными племенами. Ему присущи все основные черты, свойственные американским краснокожим. Кожа его медно-бурого цвета, лицо широкое, волосы черные, толстые и прямые. Он обычно среднего роста, коренаст, у него широкий и мускулистый торс, красивые по форме, но несколько толстые ноги и руки, небольшие кисти и ступни. Скулы обыкновенно не выступающие; глаза черные и редко бывают раскосыми, как у татарских рас Восточной Азии, которые, как полагают, имеют общее происхождение с американскими краснокожими. Черты лица у них почти неподвижны, да и вообще раса отличается чрезвычайно апатичным и скрытным характером. Они никогда не высказываются, да, пожалуй, и не испытывают, сильных чувств — радости, гнева, изумления, страха и т. д. Они никогда не приходят в восторг; впрочем, им свойственны сильные привязанности, особенно к семье. Почти все белые и негры утверждают, что тапуйо неблагодарны. Бразильские хозяйки, имевшие дело с индейцами, всегда приведут чужестранцу длинный ряд примеров их черной неблагодарности. Индейцы должно быть, не помнят о сделанном им добре и не думают платить за него; но это объясняется, вероятно, тем, что об этом добре они не просили и что исходит оно от тех, кто претендует на роль хозяев. Мне известны примеры привязанности и верности некоторых индейцев своим хозяевам, но это исключительные случаи. Все действия индейцев показывают, что главное их желание состоит в том, чтобы их оставили в покое; они привязаны к своему дому, к своей тихой, однообразной, лесной и речной жизни; они любят иногда зайти в город поглядеть на чудеса, завезенные белым, человеком, но испытывают сильное отвращение к жизни среди толпы; ремесло они предпочитают земледелию и особенно не любят связывать себя постоянной работой по найму. Индейцы дичатся чужестранцев, но, если зайти в их жилище, хорошо принимают гостей, ибо в них укоренилось представление о долге гостеприимства; для них это вопрос чести, и, будучи церемонными и вежливыми, они с большим достоинством выполняют обязанности хозяев. Они уходят из городов, как только там дает себя почувствовать суета цивилизации. Когда мы в первый раз приехали в Пара, там жило много индейских семейств, потому что в те времена характер тамошней жизни скорее напоминал большую деревню, чем город, но, как только появились речные пароходы и оживилась деловая жизнь, индейцы постоянно стали уходить[10].
Эта характеристика индейцев Пара применима, разумеется, в известной мере и к мамелуку, которые составляют теперь значительную часть населения. Неподатливость характера индейцев и вообще их неумение приспособиться к новым порядкам неминуемо приведет к их вымиранию, так как число иммигрантов, одаренных большей гибкостью, растет, и цивилизация делает успехи в Амазонском крае. Однако, поскольку различные расы легко смешиваются, а потомки белых и индейцев часто становятся выдающимися бразильскими гражданами, нет оснований сожалеть о судьбе индейской расы. Прежде с индейцами сурово обращались, да и теперь это происходит во многих местах внутри страны. Но по законам Бразилии они свободные граждане, имеющие равные права с белыми; изданы очень строгие указы, запрещающие порабощение индейцев и дурное обращение с ними. Поселенцы внутри страны, у которых никакие высокие побуждения не сдерживают инстинктивного эгоизма или расовой неприязни, не могут понять, почему им нельзя принуждать индейцев работать на них, коль скоро те не хотят работать по доброй воле. Неизбежным результатом столкновения интересов европейцев и более слабой туземной расы, когда они вступают в соприкосновение между собой, является гибель последней. В округе Пара туземцы уже не порабощены, но они лишены своих земель и с горечью переживают это, как рассказывал мне один из них, трудолюбивый и достойный человек. Не таковы ли взаимоотношения ныне и в Новой Зеландии между маори и английскими колонистами?
Очень интересно читать о жестоких распрях в Бразилии в период с 1570 по 1759 г. между португальскими иммигрантами и иезуитскими и другими миссионерами. Распри эти весьма сходны с теми, что происходят в наши дни в Южной Африке между бурами и английскими миссионерами, но тогда раздоры были куда ожесточеннее. Иезуиты, насколько я могу судить по преданиям и летописям, руководились теми же мотивами, что и наши миссионеры, и точно так же немало преуспели в обучении простых туземцев чистой и возвышенной христианской морали.[11] Но попытка защитить слабую расу от неизбежной гибели, ожидавшей ее в естественной борьбе с расой более сильной, потерпела неудачу: в 1759 г. белые колонисты окончательно одержали верх, иезуитам пришлось покинуть страну, и 51 счастливое поселение миссий обратилось в развалины. С тех пор обращение с аборигенной расой привело к уменьшению ее численности; в настоящее время, как я уже говорил, индейцев защищают законы, изданные центральным правительством.
10
Характеристика индейцев, которую дает Бейтс здесь и в других местах книги, противоречива. Бейтс, как и большинство даже передовых естествоиспытателей его времени, был не вполне свободен от грубо ошибочного стремления истолковать общественные явления в свете законов биологии. Сначала он, по-видимому, пытается утверждать, что якобы отсутствие у индейцев эмоциональности и пр. — чуть ли не «прирожденная», «биологическая» особенность их. В дальнейшем, однако, он, как честный наблюдатель, вынужден вразрез с собственным мнением признать, что такими индейцы оказываются только при столкновениях со своими белыми завоевателями и угнетателями. Наоборот, в отношениях со своими собратьями по племени, с членами своей семьи и даже с белыми, проявляющими к ним добрые человеческие чувства, они выражают со своей стороны самые высокие и тонкие чувства. В целом из слов самого Бейтса видно, что бразильские индейцы — свободолюбивые и гордые люди, которых европейцам удалось завоевать, но которых они не смогли покорить и превратить в рабов. В следующем за этим абзацем Бейтс также вынужден в конечном итоге признать, что вымирание индейцев — плод деятельности белых иммигрантов с их «инстинктивным эгоизмом, или расовой неприязнью».
11
Дарвин, который во время кругосветного путешествия на «Бигле» полагал первоначально, что деятельность миссионеров носила благотворный характер, к концу путешествия должен был под давлением фактов резко изменить свое мнение и пришел к выводу, что миссионеры приносили цветным народам одновременно христианство и рабство, «цивилизацию» и вымирание.