А как же складывается жизнь у самки губана? Очевидно, что количество икринок, которые она может отложить, и, соответственно, количество выведенных ею мальков ничтожно мало по сравнению с легионом икринок, которые может оплодотворить большой самец. Так что же она делает? Нам такое кажется невозможным, но для губанов это обычное дело. Она просто меняет пол — из желтой самки превращается в большого синего самца, достаточно сильного для того, чтобы захватить и защищать собственную территорию. Итак, она меняет пол и вскоре ежедневно спаривается с дюжинами других самок. Как мне кажется, это можно смело назвать полной и окончательной победой обитателей подводного мира в борьбе за равноправие женщин. В общем, любовь у губанов — это настоящее волшебство, но разобраться с ее тонкостями натуралисту-любителю поначалу очень непросто.
Мы сумели снять на пленку рыбку, защищающую свой садик, невероятную сексуальную активность синеголовых губанов и еще множество других вещей. Однажды Эластер так увлекся, что попытался руководить съемками под водой, забыв, что дыхательная трубка это не мегафон, из-за чего чуть не утонул. В целом можно сказать, что это были самые приятные и успешные съемки.
Нашей следующей остановкой должен был стать остров Барро-Колорадо, но, поскольку нам было известно, что съемочной группе потребуется некоторое время для решения организационных вопросов, мы с Ли решили задержаться на островах Сан-Блас еще на несколько дней, ведь редко где можно найти такой идиллический, неиспорченный уголок. Однако я чувствовал, что на мне лежит обязанность пойти к Исраилу, хозяину отеля, и заявить ему свой протест. Я редко вступаю в споры с управляющими отелей, но в данном случае у меня была серьезная причина. В конце концов, мы не возражали против песка на полу спальни и того, что нам приходилось самим перестилать свои постели, если удавалось найти простыни; мы не жаловались, когда в душе внезапно заканчивалась морская вода ввиду пресыщения труб креветками, и не возмущались из-за того, что унитаз (по причине отсутствия двух винтов) все время взбрыкивал, как необъезженная лошадь, грозя выбросить вас в море через тонкую бамбуковую перегородку. Нет, мы не обращали внимания на эти мелкие неудобства, учитывая очарование этого места. Причиной нашего недовольства была еда. Завтрак состоял из кофе, тостов, джема и овсяной каши — вполне удовлетворительно, — но оставались еще обед и ужин, которые и наполняли нас отчаянием. Поэтому, решив быть твердым, но справедливым, я отправился к Исраилу.
— Исраил, — сказал я, тепло улыбаясь, — я хочу с вами поговорить о нашем питании.
— А? — произнес Исраил. В разговоре с ним следовало проявлять осторожность, поскольку его знание и владение английским языком находились на зачаточном уровне, и поэтому всякое новое понятие могло сделать его речь такой же невразумительной, как у Эластера.
— Еда, — сказал я. — Завтрак очень хорош.
Он расцвел.
— Завтрак хорош, а?
— Очень хорош. Но мы живем здесь две недели, Исраил, вы понимаете? Две недели.
— Да, две недели, — кивнул он.
— А что мы едим каждый день на обед и ужин? — спросил я.
Он на мгновение задумался.
— Омар, — ответил он.
— Точно, — сказал я. — Омар, каждый день. Омар на обед, омар на ужин.
— Вы любите омар, — обиженно напомнил он.
— Я раньше любил омара, — поправил я его. — Теперь нам хочется что-нибудь еще.
— Вы хотите что-нибудь еще? — переспросил он, чтобы убедиться.
— Да, как насчет осьминога?
— Вы хотите осьминог?
— Да.
— Хорошо. Я дам вам осьминог, — сказал он, пожав плечами. И давал нам осьминога на ленч и ужин в течение последующих пяти дней.
В день нашего отъезда, когда мы сидели под пальмами, потягивали вино, неожиданно появился Исраил. Он обрушил на меня поток своего английского, произнося слова очень быстро, и при этом для обычно невозмутимого человека выглядел крайне взволнованным. Он все время показывал на только что причалившее каноэ с несколькими женщинами и детьми, яркими и красочными, словно груз орхидей, с которыми у него происходила оживленная перебранка. Сообразив, что не мы являемся причиной его гнева, я попросил его говорить помедленнее и в конечном итоге сумел уловить основную суть его рассказа.
Накануне вечером индеец с соседнего острова, до которого было примерно три четверти мили, приплыл сюда, чтобы отпраздновать какое-то событие. Он пил крепко и долго, но в конце концов, где-то около десяти часов вечера, неуверенно направился домой. На рассвете, когда он так и не появился, его жена одолжила каноэ и, посадив в него свою мать вместе с остальными членами семьи, отправилась на поиски мужа. Все, что им удалось обнаружить, это пустое каноэ, плавающее над рифами. Теперь они приплыли к отелю и заявили Исраилу, что именно он совершил убийство, поскольку продавал спиртное пропавшему мужчине, и на нем теперь лежит отаетственность за поиски трупа. Вполне понятно, Исраил хотел узнать, не поможем ли мы ему в этих поисках.
Большинство женщин от такой просьбы тут же упали бы в обморок — но только не моя жена.
— Как интересно! — воскликнула она. — Давай ему поможем. У нас ведь еще есть время, не так ли?
— Да, — ответил я, — будет очень мило в последний раз искупаться вместе с утопленником.
Когда мы уже собирались отплыть, прибывшая недавно постоялица вышла из отеля и приблизилась к нам. Это была роскошная, хорошо сложенная дама с блестящими черными волосами, блестящим коричневым те лом и большим количеством блестящих белых зубов. Запах ее крема для загара можно было почувствовать за целую милю, а золотая россыпь надетых на ней украшений издавала при ходьбе мелодичный перезвон. Было непонятно, что она делала на примитивных островах Сан-Блас. Куда более уместно она выглядела бы на Лазурном берегу или на пляжах Копакабаны. Ее белое бикини было таким миниатюрным, что она могла бы вообще его не надевать.
— Извините, пожалуйста, — произнесла она, одарив нас блеском всех своих зубов. — Вы едете купаться?
— Э… да, в некотором смысле, — ответил я.
— Вы не возражаете, если я поеду с вами? — кокетливо спросила она.
— Вовсе нет, — искренне ответил я, — но должен вас предупредить, мы отправляемся на поиски трупа.
— Ясно, — сказала она, склонив голову набок. — Так, значит, вы не против?
— Отнюдь, если не против вы, — галантно ответил я, и она вошла в лодку, звеня, как музыкальная шкатулка, и мы чуть не задохнулись от аромата «Chanel № 5» в сочетании с «Ambre Solaire».
Исраил направил лодку к незнакомой нам части рифа, где было найдено каноэ. Семья погибшего уже находилась там; курсируя вперед-назад, они с надеждой вглядывались в прозрачную как стекло толщу воды глубиной около десяти-двенадцати футов. Исраил сказал, что нам лучше разделиться — он обследует одну сторону рифа, а мы с Ли другую. Мисс Копакабана уже элегантно опустилась в море и теперь держалась за борт лодки, выглядя совершенно неуместно.
— Вы поможете Исраилу или поплывете с нами? — спросил я.
— Я поплыву с вами, — ответила она, одарив меня обжигающим взглядом.
Итак, мы отправились на поиски втроем. Через десять минут мы все встретились над лесом роговых кораллов. Ли ничего не нашла, я тоже. Загребая ногами воду, я повернулся к мисс Копакабана.
— А вы не видели его? — поинтересовался я.
— Не видела кого? — спросила она.
— Труп, — сказал я.
— Простите, что?
— Труп. Ну, мертвое тело.
— Мертвое тело? — взвизгнула она. — Какое мертвое тело?