— Ты уверен, что двух мешков нам хватит? — спросил я.
— Ты сам написал, что они распространенные и их легко найти, — сказал он. — Я хочу набрать их как можно больше.
— Что ж, в один такой мешок их войдет примерно тысячи две, так что в двух можно унести четыре тысячи или даже четыре с половиной.
— Мне все равно, — упрямо произнес Джонатан. — Я не хочу оставлять место случайности; мне их нужно много.
Итак, мы отправились в лес, похожие на отряд свиней, вышедших на поиски трюфелей.
Мы решили начать с маленьких дубков, росших вдоль опушки леса. Такие маленькие деревья всегда являлись излюбленным местом обитания орехотворок, и, с нашей точки зрения, их небольшая высота облегчала наши поиски. Мы тщательно обследовали несколько сотен дубков. На них не было не только «дубовых яблок», но и любых других галлов. Джонатан начал проявлять упрямство, как он делал всегда, когда природа отказывалась ему повиноваться.
— Эй, ребята, — прокричала Пола, удалившаяся от нас примерно на четверть мили, но даже несмотря на такое расстояние заставив завибрировать наши барабанные перепонки, — скажите еще раз, как они выглядят.
— Как маленькие коричневые гнилые яблоки, — прокричал я в ответ.
Мы продолжили наши поиски. Оставив маленькие дубки с глянцевыми листьями, начисто лишенными галлов, мы углубились в лес, где росли деревья повыше. Мы начали поиски в восемь, и к одиннадцати часам я уже почти не сомневался в том, что лес заколдован; очевидно, Джонатан наложил на него свое заклятие. За всю мою жизнь со мной не случалось ничего похожего. Еще ни разу не было такого, чтобы, оказавшись в дубовом лесу, я не нашел там «дубовых яблок». Это было все равно что отправиться в Сахару и не найти там песка. Затем около половины двенадцатого раздались радостные возгласы Ли.
— Я нашла его! Я нашла его! — кричала она.
Мы все опрометью бросились к ней.
— Где оно, где? — хрипло прорычал Джонатан. Ли показала. На конце дубовой ветки, которую она держала в руке, находилось «дубовое яблоко». Это, несомненно, было оно, но такое крохотное, такое сморщенное и такое жалкое, что походило скорее на засохший фрагмент помета лилипутского слона.
— И это «дубовое яблоко»? — с подозрением спросил Джонатан.
— Да, — ответил я, — но, должен признать, мне попадались и более здоровые экземпляры.
— Что ж, другого у нас пока нет, — заметил Джонатан, осторожно снимая галл с дерева. — Нам лучше его взять.
Как оказалось, это был единственный экземпляр, который нам удалось увидеть. Его переправили в Лондон с таким почтением, словно это были сокровища короны (или, скорее, сокровище короны), и люди сидели над ним неделями, с камерами наготове, словно ученые, ожидающие появления пришельца из летающей тарелки. Но ничего не произошло. Когда стало совершенно очевидно, что из галла ничего не вылупится, Джонатан разрезал его пополам перочинным ножом. Внутри находилась одна очень маленькая, давно мертвая личинка орехотворки. Снимать природу нелегко, особенно когда вы ограничены во времени.
Следующее неожиданное осложнение у нас возникло с барсуками; это величественные животные с древней родословной, чьи предки разгуливали по лесам Англии еще в те времена, когда люди сами носили шкуры. Это важное, очаровательное, красивое существо, обладающее большим умом и обаянием, приносит огромную пользу, как один из основных хищников сельской местности, наводя ужас на все живое от мокрицы до зайчонка, от цыпленка фазана до лягушки и поедая также червей, улиток, жуков, змей и ежей, попадающихся на их пути. Определение «всеядный» как нельзя лучше подходит барсуку. Все годится для его мельницы. Но, несмотря на такой неразборчивый плотоядный подход к жизни, большую часть рациона барсука составляют корни растений, грибы, ягоды и семена. В целом это животное представляет собой красивое и полезное дополнение для сельской местности, и если оно порой устраивает опустошительные набеги на кукурузное поле или же разоряет курятник, то нам следует проявлять снисхождение к подобным отступлениям от хороших манер, учитывая приносимую им пользу.
Жилища барсуков, или барсучьи норы, представляют собой огромный, сложный комплекс бесконечных тоннелей и залов. А поскольку барсучья нора (как и английское поместье) передается из поколения в поколение и каждое поколение расширяет и улучшает ее, то разветвленность старых нор может быть весьма значительной. Нора состоит из спален, укромных уголков, детских комнат, и порой барсуки даже прорывают специальное помёщение для туалета. Барсуки находят себе спутника на всю жизнь и, будучи необычайно цивилизованными животными, поддерживают добрососедские отношения со всеми проживающими поблизости барсучьими парами.
Совсем недавно барсук, который бродил по зеленому сумраку английского леса не одно тысячелетие, подвергся внезапному нападению двух различных групп так называемых цивилизованных людей. Группа хирургов — ветеринаров, привлеченных для работы министерством сельского хозяйства, обвинила барсуков в том, что они являются переносчиками бычьего туберкулеза (что, возможно, соответствует действительности). Найденное ими решение проблемы было простым: «убить барсуков», и тут же началась лихорадочная кампания окуривания барсучьих нор отравляющими веществами при самых отталкивающих обстоятельствах. У меня уж давно сложилось впечатление, что у ветеринаров, работающих на это министерство, на любую проблему есть только один ответ, суть которого «уничтожить», а не «решить». К счастью, общественность восстала против такого упрощенного подхода, после чего варварское разорение родовых жилищ барсуков и уничтожение этих животных было остановлено. Вы, наверное, подумали, что официальная кампания окуривания ядовитыми газами (не уступающая по жестокости нацистским преступлениям) была вполне достаточным испытанием для бедных барсуков, но нет. После того как официальное отношение к барсукам ухудшилось, на них началось наступление на другом фронте. Любимым развлечением среди тех представителей человечьей расы, у которых развитие лобных долей головного мозга остановилось на уровне неандертальца, стала травля барсука терьерами. Барсуков, приносящих за год значительно больше пользы окружающему миру, чем зги отвратительные создания в человеческом облике, выгоняли из нор и травили их терьерами. В этом преследовании барсуков представлены две стороны нашего многоцветного общества. Манипуляции бюрократов с одной стороны и хваленые рабочие с другой, которые, поскольку им нравится (как римской толпе) лицезреть кровопролитие, тянут за собой общество, потея и тяжело дыша в своей погоне за болью и смертью.
В нашем распоряжении уже были превосходные кадры из подземной жизни барсуков, снятые для нас Эриком Эшби, который позволил барсукам вырыть нору под своим коттеджем. С помощью перископа он имел возможность наблюдать за своими барсуками под землей и снимать их на намеру. Для завершения этого эпизода Джонатан теперь хотел снять, как мы с Ли сидим возле барсучьей норы, и животное появляется оттуда прямо перед нами.
— Вы будете сидеть у барсучьей норы на другой стороне долины, — объяснял Джонатан, — а затем, когда наступят сумерки, барсуки выйдут наружу.
— А ты уже сказал им об этом? — поинтересовался я.
— Они обязательно выйдут, — уверенно заявил Джонатан. — Они выйдут, чтобы полакомиться бутербродом.
— Бутербродом? Каким еще бутербродом? — спросила Ли.
— Бутербродом с арахисовым маслом, — ответил Джонатан.
— О чем ты говоришь? — недоумевала Ли.