Один ящик Анатолий отставил в сторону.
- А из этого почему не высыпаешь змей? - спросил приемщик.
- Здесь щитомордники. Их мешать с гадюками нельзя.
- И много их?
- Чуть больше сотни.
- Пригодятся и щитомордники. Высыпай их во вторую ванну! Приемщик был молодой, опыта у него было мало, но ему очень хотелось казаться бывалым, и командовал он весьма решительно.
- Подожди, дорогой, - попытался остановить его Илларионыч. - Прими сначала гадюк!
Куда там! Приемщик и не подумал прислушаться к голосу старшего.
- Пусть змеи от тесноты отдохнут! Высыпай!
- Высыпай сам! - отказался Илларионыч. - Да погоди, пока мы из комнаты выйдем!
Поведение Илларионыча меня удивило. Обычно он всегда помогал работать со змеями. Я хотел было предложить свою помощь, но стоявший рядом Борис толкнул меня локтем, сделал "страшные глаза" и потянул за руку.
В комнате остался один приемщик.
- Почему вы не хотите помочь человеку? - спросил я.
- Сейчас узнаешь! Пусть не задается! Пошли, братцы, цирк смотреть!
Через открытое окно нам было видно все, что происходило в комнате.
Приемщик решительно вскрыл ящик, вытряхнул из него змей в ванну, вдруг швырнул ящик и побежал к двери. Ловцы встретили его появление громким смехом. От приемщика крепко несло какой-то едкой специфической вонью. Так пахли раздраженные щитомордники. Даже после усиленной вентиляции эта вонь удерживалась в комнате несколько дней.
Щитомордники были раза в два крупнее степных гадюк, да и окраска у них была совсем другая. Эти змеи были словно составлены из поперечных колец розового и коричневого цветов.
Пробный отбор яда показал, что тысяча степных гадюк не даст необходимого медикам количества. Нужно было отловить еще полторы тысячи змей. Опасаясь, что мы вдвоем не справимся с этой задачей, Илларионыч решил пригласить еще одного ловца - сезонника. И на этот раз он выбирал весьма придирчиво. Всех приходивших он опрашивал с пристрастием, но никого не взял. Кто ему был нужен, нашелся совсем неожиданно.
Мы готовили "Москвича" к новой поездке. В это время к нам зашел мой приятель Вячеслав Крижавец. Вячеслав был инженером и очень любил автомобили и мотоциклы. Как всякий настоящий автомотолюбитель, он тут же снял пиджак и принялся нам помогать. К концу же работы выяснилось, что ему дают отпуск и он очень хотел бы поехать вместе с нами ловить змей. Вячеслав змей видел только на картинках и в кино, но утверждал, что не боится их. К тому же он имел мотоцикл с коляской. Это, пожалуй, и было тем решающим фактором, из-за которого Илларионыч согласился взять его в бригаду. В степи по бездорожью автомобиль не везде мог пройти, а мотоцикл втроем можно перетащить через любое препятствие. Вячеслав получил его согласие и побежал домой собираться. Илларионыч хотел выехать на следующий день. Однако Вячеслав не успел подготовить мотоцикл к дальней дороге. Целый день мы провозились с его мотоциклом и выехали только на рассвете третьего дня.
И вот трясемся по булыжному Чимкентскому тракту, поднимая тучу пыли. Вячеслав вел мотоцикл впереди "Москвича". По узкому ущелью взобрались на холмы Турбатской степи. На закате приехали в Мерке и тут решили заночевать. Пятьсот километров пути были утомительны: шла подготовка к посевной, и движение на шоссе было очень оживленное. К тому же местами шоссе было выбито и скорее походило на проселочную дорогу.
Задолго до рассвета следующего дня Илларионыч поднялся и разбудил нас. Отправились дальше.
Свет фар с трудом спихивает с шоссе густую, как тушь, темень. Темень сползает с шоссе, но сразу же за придорожными канавами встает черной стеной и, пропустив автомобиль, плотно смыкается позади. Вячеслав уехал далеко вперед. Только на прямых отрезках мне видны всплески света от его фары и красные огоньки габаритных фонарей. Едем час, скоро уже рассвет, а темень все густеет. Мотор то тоненько воет, то сердито рычит, то едва слышно стрекочет. Шоссе гладко и пустынно. Ехать легко, и я выжимаю из машины все, на что она способна.
Рассвет - самое трудное время для водителя: фары уже не освещают, а естественного света еще мало. Кругом все серо: асфальт, обочины, пыль, с гор ползет сизый туман. На вершинах холмов он почти не заметен, но в низинах стоит плотной стеной. Дорога то убегает на холм, то скользит в низину. Вот она пошла куда-то вверх, взобралась на крутой взлобок, пересекла ровное поле и вдруг петлями потекла вниз, в туман. Справа от шоссе медленно, словно на фотопластинке, появляется из темноты громадная, в полнеба, зубчатая стена вершин хребта Алатау, слева - холмистая степь. В одной низине туман был такой густоты, что казалось, "Москвич" плывет в молоке. Еду медленно и непрерывно сигналю. В тумане ползем минут десять. К счастью, ни встречных, ни попутных автомобилей пока нет. Дорога опять пошла на подъем, и на вершине очередного холма мы вынырнули из тумана. Десять минут прошло, но как все вокруг изменилось!
Степь посветлела. Над темной громадой гор бьют золотые стрелы лучей восходящего солнца. Между стрелами сверкают ледяные вершины, а над самым высоким пиком застыло крошечное розовое облачко...
На место охоты мы приехали после полудня.
Среди степи возвышается камышовая кошара. К кошаре примыкает двор, огороженный камышом. Рядом с изгородью маленький белый домик. За домиком утоптанная площадка. На ней - ряд бетонных колод. У крайней колоды из земли торчит толстая труба, а из трубы в колоду непрерывно льется искрящаяся струя воды. Колоды стоят ступеньками и соединены трубами. От последней колоды тянется в низину ручеек. По степи разбросано множество небольших кустиков, между ними зеленеет молодая трава. Степь залита солнцем. Звенят, заливаются жаворонки. С одной стороны горизонта вздыбились горы. У подножия гор поднимаются свечки тополей. Это центральная усадьба овцеводческого совхоза.
Подгоняем машину к домику. Окна домика закрыты камышовыми щитами, дверь забита. Илларионыч вооружается клещами, вырывает гвозди и открывает дверь.
- Прошу пожаловать! Жить придется здесь!
Пол в домике земляной, но чистый. На пол стелем камышовые щиты, благо их возле домика целая груда, и переносим в дом наше спальное имущество. Быстро отбираем все необходимое для охоты на змей. Мне и Вячеславу не терпится начать охоту, но Илларионыч прежде всего велит поесть. Нехотя жуем бутерброды с колбасой и запиваем их водой из трубы. Вкус у воды чудесный. Она очень свежая, чистая и слегка минерализованная. Спрашиваю у Илларионыча, что это за источник.
- Это артезианский колодец. Он пробурен на глубину около двухсот метров. Вода замечательная: она снимает усталость. Поживете здесь прочувствуете это на себе. К скважине за водой приезжают со всех окрестных "точек".
- А что такое "точки"?
- Это кошары, где зимуют отары овец. Снега в этой степи бывает не очень много, и большую часть зимы овец пасут. Лишь в конце января, да и то не каждую зиму, снега накапливается столько, что пасти уже нельзя. Тогда овец кормят сеном.
- Почему же эта "точка" пустует?
- Чабаны отказываются оставаться здесь после схода снега. Это место они называют "онгбаганджер" - проклятая земля. Здесь много змей, и они часто кусают овец. Как только снег сходит, отару отсюда угоняют.
- Как же вы об этом узнали?
- Как я уже говорил, сообщил нам один чабан, а потом это подтвердил ветеринарный фельдшер с фермы овцесовхоза. Он и попросил нас "почистить" место вокруг "точки".