- О...
- Что было бы вполне справедливо, - продолжал Алексий, - потому что тебя учили, что Вютсас открыл закон о неизвестности, а на экзамене проверяют, что вы выучили, а не то, до чего додумались сами. В конце концов, выводы, сделанные в "Пандектах", не теряют из-за этого своей важности, так что какая разница, кто их написал?
- Наверное, вы правы, - ответила Мачера, хмурясь. - И все равно это нечестно.
- Почему? - Алексий пожал плечами. - Так было всегда. Я бы на твоем месте не стал дочитывать книгу, а перешел бы к "Пандектам". В конце концов, так сделал сам доктор Геннадий.
Мачера посмотрела на него, потом послушно кивнула.
- Если вы так говорите. И я все же думаю...
- Через тридцать лет это прекратится, - перебил Алексий. - Я имею в виду, размышления. Ты просто вырастаешь из них, как змея из старой шкуры. Кстати, я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать философию. Не возражаешь, если я присяду? Я знаю, что это ненастоящее тело, но даже воображаемые ноги могут болеть.
- Ой, извините. Конечно, садитесь, пожалуйста. - Алексий облокотился о краешек стола.
- Так-то лучше, - сказал он, - а теперь перейдем к делу. Ты и я смертельные враги.
Мачера удивленно посмотрела на него. Алексий успокаивающе взмахнул рукой.
- Знаю, знаю. Но дело не в нас. Все из-за войны. Поверь мне, это правда, меня привезли сюда, на Скону, а ты оказалась по другую сторону баррикад.
Мачера серьезно посмотрела на него.
- Я не уверена, что мне это нравится. Но вы ошибаетесь на мой счет. Почему именно я? Почему не доктор Геннадий?
Алексий усмехнулся:
- Геннадий - очень милый и умный человек, однако он умеет пользоваться Принципом так же, как я умею летать. Чтобы работать с Принципом, ему приходится использовать натурала.
- Правда?
- Вот я и подумал, - продолжал Алексий, - почему бы нам с тобой не заключить соглашение? Называй его частным мирным договором. Потому что скоро тебя снова посетит видение, и ты окажешься в критическом моменте в будущем, когда события могут развиваться в двух направлениях. Я понятия не имею, что это будет: солдат, стоящий в дверях, или генерал, поднимающий голову над окопом. И тут тебе предстоит принять решение, что случится дальше. Скажем, ты решишь, что солдат увидит врага и бросится бежать вместо того, чтобы противостоять ему, или генерал передумает выглядывать и снайпер не попадет в него. Когда это произойдет, я хочу, чтобы ты постаралась не принимать решение. Переключи свой мозг, скажи громко: "Я не знаю, что случится". И когда мы оба это сделаем...
- Извините, - сказала Мачера.
- Прости?
- Извините, - повторила она, - и, пожалуйста, не поймите меня неправильно, но мы действительно враги, откуда мне знать, что вы тоже не примете решение? Конечно, это звучит ужасно, - продолжала она, - но, если я сделаю, как вы говорите, не нанесу ли я вред своим и не помогу ли вашим? Кроме того, я хочу, чтобы Шастел победил в войне. В этом ведь нет ничего плохого, правда? Разве не должны люди прикладывать все усилия, чтобы их страна победила?
Алексий сузил глаза.
- Они используют тебя. Так же, как Ньесса использует меня. Конечно, ты понимаешь, что это неправильно.
- Правильно, если я не возражаю, - ответила Мачера. - Да, война ужасная вещь, и мне так хочется, чтобы ее не было, потому что половина моих друзей на ней погибнет, а другая половина будет серьезно ранена, что, может, еще хуже, ведь им придется провести остаток жизни без руки, или без глаза, или без чего-нибудь еще. Но если я не буду ничего делать, чтобы помочь, это не значит, что войны не будет, это только значит, что они вряд ли победят; и что, если я сдержу свое обещание, а вы нет? Тогда я причиню вред...
Алексий недовольно нахмурился и встал; он поднял руку, размахнулся и ударил ее по лицу, и в этот момент он уже не был больше Алексием. Патриарх превратился в полноватую, коренастую женщину среднего возраста, которую Мачера никогда не встречала, но слышала, что ее зовут Ньесса Лордан. Девушка попыталась отползти в сторону, однако Ньесса пошла за ней, теперь в ее руках был нож, а за спиной она увидела Алексия, который в ужасе наблюдал, однако не двигался. Она уже добралась до двери, когда Ньесса протянула руку и схватила ее за волосы. Мачера закричала и попыталась подставить руку, защищаясь от ножа. Она чувствовала, как нож режет ее руки и ладони, он прошел прямо сквозь костяшки правой руки; то, что девушка ощущала, вряд ли можно было бы назвать болью, скорее это был страх. Мачера снова закричала, и Ньесса воткнула в нее нож, прямо под ребра, в то место, куда отец всегда втыкал нож, когда собирался разделывать кроликов. Она ощущала нож в себе, как нечто чуждое, что-то, что не должно там находиться...
...она снова сидела, глядя в окно на Скону, сцепив перед собой руки, словно пыталась закрыть живот, чтобы из него не выпадали кишки. Пергаменты были разбросаны по всему столу, чернильница перевернута.
- Что случилось? - сердито проговорил кто-то позади нее.
Библиотекарь шагнул вперед как раз вовремя, чтобы спасти пергаменты от неминуемой гибели под растекавшейся лужицей чернил.
- Ради Бога, будь осторожна, эта книга бесценна. - Он недовольно нахмурился, точно так же, как кто-то другой недавно (Мачера не могла вспомнить, кто именно, к тому же у нее болела голова), и вздохнул. - Ты уснула, - сказал он уже не так сердито, - и перевернула чернильницу. Второй курс, полагаю?
Мачера кивнула.
- Зубришь уроки и не высыпаешься, - продолжал библиотекарь. - Ну, ты не первая. Не попадайся мне на глаза, пока я все не уберу. Иди спать. Тебя нельзя подпускать к беззащитным книгам.
Алексий резко вздрогнул, открыл глаза и проснулся.
- Вы задремали, - сказала Ньесса Лордан, улыбаясь, как заботливая дочь, - на середине предложения. Объясняли мне теорию Паразюгуса об одновременном перемещении и вдруг отключились, как обгоревшая свеча.
- Правда? - Алексий дотронулся до виска, где что-то колотилось, словно падающий молот в литейном цехе. - Простите меня, пожалуйста. Дело, наверное, в старости.
- Да, - согласилась Ньесса. - Здесь довольно тепло, и вы съели четыре кусочка пирога с корицей. - Она встала и взяла нож. - Давайте я отрежу вам еще.
Глава семнадцатая
Это могла быть обычная деревенька в горах Сконы: те же дома из красного песчаника, крыши, покрытые серым мхом, грязные, изъезженные улицы, открытые двери, вездесущие куры и дети. Но деревня находилась в двенадцати милях от Шастела, и там жили притесняемые слуги Фонда, а не удовлетворенные клиенты Банка Лорданов. Хотя и без особого энтузиазма, они были готовы сбросить цепи и присоединиться к войне за освобождение. Если, конечно, им за это ничего не будет.