Пока директор откусывала нитку и продевала ее сквозь ушко простой костяной иголки, Алексий думал; потом сказал:
- Признайтесь, вы всегда торгуетесь с истиной? Когда вам встречается какой-нибудь факт, ясный, простой и прямой факт, вы всегда пытаетесь сбить цену, уговорить его пойти на уступки?
Ньесса подняла голову и улыбнулась.
- Всегда. В Городе, когда я впервые попала туда, бытовала поговорка: истина - это то, что правильно для тебя, когда ты можешь позволить себе свежую рыбу семь раз в неделю. Так вот, - продолжала она, глядя на свое рукоделие, - теперь я могу позволить себе все, что пожелаю, в том числе и такое, чего даже не в силах вообразить. Истина - это то, что для меня правильно, а все остальное - предмет торга.
Алексий рассмеялся.
- Давненько я не слышал ее. Только мы говорили, истина - то, что для тебя правильно, когда сидишь в первых трех рядах.
- В Капитуле, - перебила Ньесса, - что означает, ты достиг четвертой степени или выше. Я это ненавидела. - Их глаза встретились, и Алексий увидел в них огонь, которого прежде не замечал. - Знаете, я ненавидела Фонд. Потому что они возомнили себя лучше всех благодаря своим знаниям, А они не знали ничего. Да, в Городе было полно людей, которые обладали знаниями, полезными знаниями: как делать механизмы, как извлекать селитру из мочи, как лечить зубную боль, не удаляя зуба, как изготавливать чистое цветное стекло, как делить столбиком. Назовите все что угодно, и где-нибудь в Перимадее отыскался бы человек, который умеет это делать и которого знают и уважают за его умение и мудрость. А Фонд не мог вытащить затычку из глиняной бутылки без помощи руководства, трех комментариев к нему и чертежа. Позвольте сказать вам вот что, патриарх Алексий. Я знаю о волшебстве больше, чем вы когда-либо узнаете, даже если станете в два раза старше, чем сейчас. Но я научилась этому не в Перимадее и не здесь, и вы не научитесь, если не будете делать то, о чем я прошу, как бы вы ни старались и ни пытались втянуть меня в препирательства, просто чтобы продемонстрировать свой скептицизм. - Она фыркнула и потерла нос тыльной стороной руки. - Впрочем, это был хороший ход. Вы - единственный ученый, который мог бы зарабатывать себе на жизнь по ярмаркам.
Алексий кивнул, принимая комплимент, и удивился: сколько во всем этом настоящего, а сколько - просто торговля? Эта женщина может быть кем угодно, вообще кем угодно, только чтобы выторговать более выгодные условия. Вот сейчас она мучительно сшивает кусочки материала, чтобы сделать лоскутное одеяло; она стала простой, практичной и деловой крестьянкой, чтобы деморализовать меня, ученого-белоручку из Города. Завтра она будет директором Банка, объясняя делегации фермеров, почему повысились проценты по закладным, а на следующий день кем-нибудь еще; и все это она, и она - все они, и никто из них не настоящий. Между тем мы сидим тут уже битый час с лишним, а я еще даже не начал делать то, что она сказала, а у нее такой плотный график. Очень неплохо для старого книжного червя.
- А вы единственный знакомый мне банкир, который способен процитировать три гипотезы Акадиуса в одном предложении, - ответил он. - Хотя "метафизически усиленная невербальная коммуникация" все-таки слишком большое упрощение второй книги "Аксиом", вам не кажется?
Ньесса пожала плечами, не отрываясь от работы.
- Все равно вся вторая книга построена на ложной предпосылке, как вам отлично известно. Мометас доказал это сто лет назад. Но и его опровержение, - небрежно добавила она, поднося шов к свету, - не выходит за пределы логического круга, так что все это пустая трата времени.
Алексий такого не ожидал и чуть ли не против собственной воли попросил разъяснений.
- О, все довольно просто, - ответила Ньесса. - Он приводит аналогию со светом, преломленным в радуге, а потом разрушает гипотезу, которую только что построил, сказав, что это просто аналогия. Все, конечно, очень хорошо аргументировано, но напоминает быка в стайке цыплят. Он бы умер с голоду, если бы торговал полотном.
Она права, - сердито подумал Алексий. - Либо она читала что-то такое, чего никто из нас не видел, либо дошла своим умом. Она права. Боги благие, если бы я был на тридцать лет моложе, бросил бы философию и занялся шитьем мешков!
- Интересная теория, - услышал он собственный голос, - а как насчет Беренниуса и теории неравномерного потока? Думаю, вы не станете отрицать, что на протяжении последних пятидесяти лет теорема Мометаса всегда считалась лишь отправной точкой.
- А никак. - Ньесса Лордан отмахнулась от темы одним легким движением иглы. Она выиграла первый раунд, и они оба это понимали. - Очевидно, вы знаете о предмете гораздо больше, чем я. Откровенно говоря, я бы очень огорчилась, если бы было иначе. Ну, - она тщательно свернула рукоделие и положила на колени, - перейдем к делу. Пора заняться волшебством.
- Как получилось? - с тревогой спросил мальчик. Бардас Лордан поджал губы. Сделано неуклюже.
С одной стороны, отец никогда не был с ним особенно тактичен. Когда Бардас обучался ремеслу, старик показывал, что он сделал что-то неправильно, так: вытаскивал заготовку из тисков и ломал ее о колено, добавляя несколько лаконичных, выразительных замечаний о бессмысленной порче отменной древесины. Насколько Бардас помнил, он никогда не говорил, что хорошая древесина не растет на деревьях, однако несколько раз был очень близок к этому. С другой стороны, Бардас Лордан не был отцом мальчишки.
- Ужасно, - ответил он. - Сделай снова. - Мальчишка посмотрел на него так, словно Бардас только что задушил в кулаке его любимого воробушка.
- Ох, - проговорил он, - что неправильно? - Бардас тяжело вздохнул.
- Тебе действительно нужно объяснять? Я так и знал, что ты не слушаешь. Ладно, начнем. Во-первых, утолщение должно быть ровным, а оно неровное. Во-вторых, когда делаешь спинку, то надо идти по одному годовому кольцу, иначе просто потеряешь время. Смотри, - продолжал он, показывая место, где мальчик сострогал три годовых кольца, - тут все испорчено. В-третьих, не надо трогать сучки и наросты, иначе они образуют слабые точки, и лук переломится. А ты строгал прямо по ним. В-четвертых...