- Ну, чем вы занимались в мое отсутствие? Луха, что ты получил за написание стихов?
- Девять из десяти, отец, - отвечал мальчик, не поднимая головы от книги.
- Неплохо, - сказал Горгас. - А кто-нибудь получил десять?
- Ну, в общем, да. Руан Арчер, но ведь его отец поэт, поэтому...
Горгас нахмурился.
- Не важно. Пойми меня правильно, девять из десяти, конечно, хорошо, однако десять было бы лучше. Если Руан Арчер смог, значит, и ты сможешь.
- Отец, это было стихосложение, - возразил мальчик, - зачем оно мне нужно?
Горгас еще больше помрачнел.
- Не смей так говорить. Не порть хорошую работу плохим отношением. После обеда я хочу посмотреть на твои стихи, и мы постараемся найти ошибку и переделать. Ньесса, - продолжал он, развернувшись к дочери, - ты играла на флейте, как обещала?
- Да, папочка, - гордо ответила малышка. - И доктор Неаркус говорит, что я почти на четверть опережаю весь класс. Можно я возьму флейту и поиграю для тебя, папочка?
- Конечно, - ответил Горгас. - Ты прощена. Ньесса убежала, а Горгас приподнялся на локте.
- А ты, Исъют, уже освоилась? - Племянница, скривившись, посмотрела на него.
- Полностью, дядя Горгас, - ответила она. - Вчера мы занимались моими зубами, сегодня - волосами. А завтра приступим к ногтям, хотя не думаю, что на это уйдет весь день. Можно мне заняться после обеда своими делами, если мы рано закончим?
Горгас выдохнул через нос.
- Полагаю, это означает, что ты еще не виделась с матерью? Ты знаешь, что чем раньше к ней сходишь, тем раньше с этим будет покончено?
- Но, дядя, - возразила она с ноткой ужаса в голосе, - ты же не можешь посылать меня к матери, пока мы не закончили? Это было бы неправильно.
Горгас пожал плечами.
- Делай что хочешь. Только не рассчитывай, что я вечно буду пытаться помирить вас. Ты, конечно, можешь оставаться здесь, сколько захочешь, но...
- Тогда попытаемся закончить мои пальцы на ногах раньше, - сказала она. - Может, стоит начать работать по сменам?
Херис повернула голову и, сузив глаза, молча посмотрела на Исъют. Девушка, казалось, смутилась, но потом проговорила:
- Я правда делаю все, что могу. Если бы умела шить, то шила бы. Но я не умею. И не хочу встречаться с матерью. Не знаю, что сказать ей.
- Не верю, - отрезал Горгас.
- И, кроме того, с чего ты взял, что она хочет меня видеть? Если для нее это так важно, почему бы ей самой сюда не прийти? Или хотя бы прислать сообщение?
- Она занята... - начал было Горгас.
- Да, - прервала девушка. - Я знаю, и мне все равно. Она может быть занята сколько угодно, а я могу здесь вечно дожидаться, пока она соблаговолит обратить на меня внимание, как на какой-нибудь чайный столик. Ну же, дядя, что заставляет тебя думать, что мы все хотим любить друг друга?
Повисла полная тишина, потом Херис быстро собрала шитье и удалилась, а Горгас встал и подошел к Исъют. Девушка не пошевельнулась, только ее голова непроизвольно отдернулась в сторону.
- Все нормально, - сказал Горгас так тихо, что сам себя едва услышал. Решай сама, можешь идти и сдаваться. В конце концов, ты доказала свою точку зрения, пока была в тюрьме и до этого в Городе. Тебя ждала прекрасная жизнь, замужество и все остальное, но потом пришел Бардас Лордан, и жизни больше не стало. Поэтому ты решила, прямо в тот момент ты решила: никаких компромиссов, не отступлю ни на дюйм, ты хотела справедливости или мести, или как ты это называла, не важно. И знаешь что? Ничего у тебя не вышло. Пустая трата времени, одна мелодрама. - Теперь он склонился к ее уху, как застенчивый мальчик, осторожно подбирающийся к понравившейся девочке по скамье в церкви. - Посмотри на себя. В кого ты превратилась? Но есть я и твоя мать, и мы никогда не сдаемся, не потому, что это невозможно, ни перед армиями, ни перед штормами, ни перед чумой или пожарами, поглощающими целые города, и уж конечно, ни перед мелодрамой. И мне все равно, чего ты хочешь или что чувствуешь; в этой семье никто не сдается, потому что вокруг одни враги, их намного больше, чем шастелцев и кочевников, вместе взятых, а с нашей стороны - только мы. Понимаешь?
- Так вот в чем дело? Мы должны любить друг друга, потому что больше никто нас не любит?
Горгас расплылся в довольной улыбке.
- Именно. Есть я, ну, это объяснять не надо, есть твой дядя Бардас, который зарабатывал убийством на жизнь и пустил кочевников в Перимадею. Есть ты. И есть твоя мать.
Исъют медленно кивнула:
- Хорошо. Просто ради интереса, а что она сделала?
- О, она - особенная, - мягко сказал Горгас. - Я убиваю для самозащиты, Бардас убивал ради других, ты хочешь убивать из мести или что там проедает дыры в твоем маленьком мозгу. Твоя мать убила целый город, и знаешь зачем? Не из-за мести, хотя, видит Бог, у нее были на то основания. Не потому что ей пришлось. Она убила Перимадею, чтобы сэкономить деньги. - Он внезапно ухмыльнулся, как будто вспомнил смешную шутку. - Не для того, чтобы заработать деньги, понимаешь, а чтобы сэкономить их. Ей надоело выплачивать проценты за деньги, которые она одолжила в Перимадее, чтобы основать свой идиотский Банк. Деньги в канаву, сказала она мне, и никто не подкопается. Поэтому она послала меня открыть ворота и убить целый город. Как тебе это нравится? Мне - очень. Может, она и злобная стерва, но не восхищаться ее эгоизмом невозможно.
Исъют заглянула ему в глаза.
- Но ведь ты открыл ворота.
- Да. По просьбе твоей матери.
- Понятно. Ты это сделал.
- Это совпадало с моими интересами, - сказал Горгас. - Я не люблю выдвигать идеи. Она предложила, я согласился.
Исъют задумчиво посмотрела на него.
- Дядя Горгас, почему ты притворяешься, что любишь свою семью, когда на самом деле ненавидишь родственников еще больше, чем я?
Горгас задумался.
- Ты путаешь ненависть и понимание того, что у людей есть недостатки. Он окинул сад взглядом человека, наслаждающегося своими владениями. - Ты действительно полагаешь, что нельзя любить человека, зная, что он злой? Удивительно, я-то считал тебя более взрослой. Думаешь, жена меня не любит? Думаешь, я не люблю Бардаса? Или Ньессу, или тебя? Странно, - добавил он, откидываясь на стул, - что я могу так откровенно с тобой разговаривать. Дело, наверное, в том, что мы сильно похожи.